И чтобы журналисту (равно как и читателю) не стало скучно во время столь длительного путешествия от берегов Каспия до столицы Поднебесной империи, автор ввел прямо-таки детективную интригу, связанную с охотой двух враждующих банд за вагоном, где везут императорскую казну. Интрига эта усложняется еще трогательной историей молодого румына Кинко, который, не имея достаточно денег на проезд, сам себя отправил багажом в ящике к возлюбленной; ему-то отводится в романе роль спасителя пассажиров и императорских сокровищ. Ряд пассажиров, попадающих в поле зрения Клодиуса Бомбарнака, писатель обрисовывает с немалой долей гротеска. Особенно достается флегматичному и надменному английскому джентльмену сэру Фрэнсису Травельяну, не удостоившему своих спутников ни словом за все время, проведенное в пути. Юмористически описан вечно опаздывающий немецкий барон с нескончаемой фамилией Вейсшнитцердёрфер, вознамерившийся проделать кругосветное путешествие за тридцать девять дней. Резко отрицательное отношение автора к меркантилизации человеческих отношений проявляется в сцене свадьбы-сделки, в которую вступают американский торговый агент Фульк Эфринель и маклерша из Лондона Горация Блуэтт. Он делает свой бизнес на продаже искусственных зубов, она – на поставке волос для париков; фальшью, чем-то ненастоящим разит не только от их занятий, но и от них самих, лишенных нормальных человеческих эмоций и с упоением подсчитывающих лишь причитающиеся им проценты прибыли. Определенной дозой авторской иронии окрашен и в общем симпатичный образ рассказчика – «ловца сенсаций», не раз попадающего в погоне за ними впросак… Но из окна Трансазиатского поезда, куда поместил писатель своего героя, наблюдательный и начитанный Клодиус Бомбарнак сумел за время вояжа разглядеть многое, и, водя его бойким пером, Жюль Верн помог соотечественникам расширить свои представления о России.
Русский поэт Серебряного века Владислав Ходасевич однажды заметил: «Как ни примечателен писатель, как ни значительны его книги, на какие высоты ни взбирайся он в своих писаниях, – если ни разу в жизни он не пошутил, не написал ничего смешного или веселого, не блеснул эпиграммой или пародией, – каюсь, такого писателя в глубине души я всегда подозреваю в затаенной бездарности, на меня от такого пророка или мудреца разит величавой тупостью»
[65].
Жюль Верн как раз представляет собой пример иного рода – многие его страницы окрашены улыбкой, лукавством, он легко переходит от серьезных проблем к шутке, не раз прибегает к гротеску, пародии; порою ироничная манера письма сменяется острой сатирой. Внук и биограф писателя вообще считает чувство юмора «одной из основных черт характера Жюля Верна»
[66]. Черта эта, естественно, проступает и в его книгах, подтверждением чему служат фарсовый «Опыт доктора Окса», наделенная пародийными чертами «Школа Робинзонов» и «Клодиус Бомбарнак», где использованы приемы водевиля. Но из окна Трансазиатского поезда, куда поместил писатель своего героя, наблюдательный и начитанный Клодиус Бомбарнак сумел за время вояжа разглядеть многое, и, водя его бойким пером, Жюль Верн помог соотечественникам расширить свои представления о России.
Вскоре после смерти Жюля Верна петербургский журнал «Природа и люди» (в качестве приложения к которому П.П. Сойкин выпустил в 1906–1907 годах собрание сочинений писателя в 88 книгах) объявил сбор средств на сооружение памятника ему. Читатели охотно откликнулись, и поступившие деньги были переведены в Амьен в фонд строительства монумента. Так что русские поклонники внесли свою лепту в увековечение памяти того, кто был однажды назван «самым ученым из беллетристов и лучшим беллетристом из ученых».
Человечная романтика детектива
«К сожалению, многие вообще не представляют себе, что может быть хороший детектив; для них это так же бессмысленно, как хороший черт. По-видимому, они считают, что написать о преступлении – так же дурно, как и его совершить. Этих нервных людей, в сущности, можно понять – действительно, в детективах не меньше крови, чем в шекспировских драмах. Однако на самом деле между хорошим и плохим детективом такая же разница, как между хорошим и плохим эпосом. Детектив не только совершенно законный жанр – он играет немалую роль в сохранении нормальной жизни общества… Да, романтика детектива человечна. Она основана на том, что добродетель – самый отважный и тайный из заговоров. Она напоминает нам, что бесшумные и незаметные люди, защищающие нас, – просто удачливые странствующие рыцари», – так писал Гилберт Кит Честертон в эссе «В защиту детективной литературы», включенном в его книгу «Защитник» (1901). На целых десять лет позже из нее вышел в свет первый из прославивших английского писателя сборников рассказов об отце Брауне – этом Шерлоке Холмсе в сутане католического священника. Любопытно, что Честертон стал сначала защитником и только потом – выдающимся творцом детектива. Но показательно, что уже на заре нашего столетия детектив нуждался в защите, – всего через шестьдесят лет после опубликования первого произведения в этом жанре, каковым по праву принято считать «Убийства на улице Морг» – гениальную новеллу Эдгара По, в которую, по броскому выражению А.И. Куприна, как в футляр, умещается Конан Дойл с Шерлоком Холмсом.
За полтора века, прошедшие со времени появления «логических рассказов» Эдгара По, детективная литература превратилась в излюбленное чтение многих миллионов людей, печатание ее – едва ли не самая доходная отрасль издательского дела. Однако и сегодня, как прежде, она нуждается в защите. Виною то обстоятельство, что на ниве детектива ремесленников подвизается гораздо больше, чем подлинных художников. Но точно так ведь дело обстоит, скажем, и в поэзии. Недаром Осип Мандельштам констатировал в одной из статей: «Большинство стихов и теперь просто плохи, как были плохи всегда большинство стихов. Плохие стихи имеют свою преемственность, если хотите, они совершенствуются, поспешая за хорошими, своеобразно перерабатывая и искажая их. Теперь пишут плохо по-новому – вот и вся разница!»
Плохие детективы тоже имеют свою преемственность, они тоже в огромном, все нарастающем количестве поспешают за хорошими, нещадно эксплуатируя их открытия. В итоге происходит девальвация жанра, подрывается его репутация. Как саркастически писал канадец Стивен Ликок (не раз остроумно пародировавший книги о «дефективных детективах»): «Только две темы привлекают в наши дни широкого читателя: убийство и секс. Что же касается людей образованных, то для них эти две темы сливаются в одну – убийство на почве секса…» Львиная доля отвечающего таким запросам дешевого (в прямом и переносном смысле) западного чтива с леденящими душу заглавиями на крикливых обложках, круто замешанного на сексе, насилии и жестокости, справедливости ради должна быть отнесена к разряду внелитературных явлений. Но, как и в поэзии, как во всех других областях литературы, у детектива есть свои классики и свои добротные мастера.
К числу классиков детектива, бесспорно, принадлежат Агата Кристи (1891–1976) и Жорж Сименон (1903–1989). Право на это звание они заслужили не продолжительностью творческого пути и поразительной плодовитостью, а художественными достижениями в избранном жанре.
