– Будем надеяться, что астрономы однажды откроют неизвестную планету и назовут ее «Бэлза» – в честь прославленного звездочета.
– Спасибо за утопию. Ценю вашу иронию.
2004 г.
Старомодный поклонник Галактики Гутенберга
Мария Топаз
Считается, что зрители ценят лишь тех, кого привыкли часто и регулярно встречать на экране. Святослав Бэлза – исключение. Сегодня его музыкальные программы редки, как все самое лучшее. Однако ведущего знают и помнят. Чему удивляться не приходится – незабываем.
Член трех творческих Союзов и двух Академий – российского искусства и телевидения. Кавалер множества орденов, в том числе ордена, которым была награждена мать Тереза. Фехтовальщик – был чемпионом МГУ и Москвы среди юношей. Вот он каков, Старшина Английского клуба и «потомственный книгоголик», как он сам себя назвал.
Святослав Игоревич – выпускник филологического факультета МГУ, сотрудник Института мировой литературы. Сейчас работает над внушительным томом своего любимого Оскара Уайльда – составление, предисловие, комментарии. Много лет занимается Грэмом Грином, с которым дружил, несмотря на разницу в возрасте. Входит в жюри международной литературной премии «Москва-Пенне», поэтому каждый год ему приходится одолевать коробку книг сегодняшних авторов.
Ну а кроме того, постоянно читает поэзию Серебряного века, мемуары, труды по истории. И еще, по мере выхода, книги своих друзей – Битова, Искандера, Ахмадулиной, Табакова…
– У нас гигантская библиотека, основу которой заложил отец. В ней вся широта интересов покойного батюшки – музыка, история, философия, искусствоведение. Я же практически еженедельно приношу свой улов. Помимо книжных магазинов обхожу маленькие уютные лавки. Там бывает очень изысканный набор. Купил все выпуски серии «Записные книжки» – Чехова, Толстого, Достоевского, Волошина, Марка Твена, Камю – в изящном издании «Вагриуса». Тончайшие наблюдения, увлекательнейшее чтение. Вот, кстати, толстовская мысль, почерпнутая оттуда: «Искусство писать хорошо, для человека чувствительного и умного, состоит не в том, чтобы знать, что писать, но в том, чтобы знать, чего не нужно писать». Представляете, как это важно для сегодняшней журналистики, особенно для телевидения?..
– Вы были избраны в Российскую академию телевидения в числе первых 12 академиков. Ощущаете себя на телевидении «своим»?
– Скорее чужим среди своих. Все же телевидение для меня не главное… Было забавно – маме рассказали, что видели в метро журнал с заголовком «Жена и любовница Святослава Бэлзы». А это было серьезное интервью, где я сказал, что филология – моя законная жена, а вот телевидение… Но, как бывает и в жизни, «любовница» занимает массу времени.
Несколько лет назад Святослав Игоревич составил для издательства «Прогресс» книгу «Человек читающий», с подзаголовком: «Писатели XX века о роли книги в жизни человека и общества». Включил туда эссе, афоризмы, стихи о книге крупнейших писателей всех континентов, включая Австралию. Это было самое начало перестройки, но уже тогда удалось вставить в сборник и Набокова, и Шаламова. Прекрасно сделанный том, с большим количеством иллюстраций стал гордостью издательства. Книжный магазин «Прогресса» даже так и назвали – «Человек читающий». Там стоял огромный макет этой книги.
– В моем понимании книга не просто текст, но и произведение полиграфического искусства. Меня отец к этому приучал, он к книге относился трепетно. Обидно, когда замечательная книга печатается на паршивой бумаге. Это ранит сердце.
В не слишком далеком прошлом любовь к книгам заставляла Бэлзу провозить их контрабандой, невзирая на риск навеки оказаться «невыездным». Американский четырехтомник Гумилева протаскивал по одному тому, из Лондона вез Библию, а из Парижа – крошечный томик «Доктора Живаго», сделанный специально для провоза на тончайшей бумаге, но с очень четкой печатью.
– Теперь уже можно рассказать, как я стоял перед шкафом с «тамиздатом» у Аксенова в Вашингтоне. Он предложил: выбирай что хочешь. Щедрейший дар. Его жена дала рюкзачок. Я взял Булгакова, Набокова, книги самого Аксенова, еще много чего. Рюкзачок весил больше чемодана, я шел через таможню, делая вид, что это легкая ручная кладь.
– Страшно было?
– Да как-то прошел со своей делегацией Академии наук… Я старомодный поклонник галактики Гутенберга. Может, это возрастное – мои сыновья гуляют в интернете и знакомятся там с девушками, а я предпочитаю любовно перелистывать книгу. На компьютере только письма печатаю. Если текст для меня важен, вроде предисловия к Шекспиру, то предпочитаю ручечкой черкать. Я – как у Чехова – «старый молодой человек». Помню, как переходили в школе на шариковую ручку, а старшее поколение – на пишущую машинку.
– Если бы как иероглифы – кисточкой, а то авторучка…
– Я привык думать на бумаге – черкать, править… Вот папа мой – у него была настолько высокая дисциплина мысли, что он писал почти без помарок.
– Писать без помарок – восточная культура. А в Европе – черновики.
– Черновики имеют особый аромат. Какой восторг, когда издают факсимильно, скажем, черновики Пушкина! Видишь, как рождался шедевр, какие рисунки возникали, какие мысли обуревали нашего гения. Меня к этому трепету опять же папа приучил, я ему благодарен. Он историк культуры, крупнейший музыковед, один из последних могикан культуры, дружил с Лихачевым. Будучи музыкантом, он был, вместе с тем, председателем Дантовской комиссии Академии наук, членом Пушкинской комиссии, писал работы по Булгакову, по Гофману…
– Может, сегодня успеваем так мало из-за телевидения?
– Оскар Уайльд говорил, что книги делятся на три категории: те, которые стоит читать; те, которые стоит обязательно перечитывать, и третья категория – самая важная, с точки зрения интересов общества, – книги, которые читать не следует никогда. Как видите, перекликается с толстовской мыслью. Сейчас вокруг – океаны и монбланы книг. Рынок перенасыщен, и хорошо, если у молодого человека есть какие-нибудь наставники. Когда много читаешь хорошей литературы, то невольно какой-то вкус вырабатывается… Русская литература так богата, что мы позволяем себе задвигать во второй ряд художников, которые составили бы гордость любой другой нации: Лесков, Куприн, Мельников-Печерский. А перечитать их – какое пиршество слога, я уж не говорю о мысли. Счастье, что есть классика, обладающая свойством высшей современности.
– Скажите хоть слово о нынешней литературе, скажем, о Пелевине или о Толстой.
– К сожалению, в молодом поколении крупных фигур не вижу. При всей изощренности формы, демонстрации изрядной начитанности и прочем, за всем этим возникает не Чапаев, а пустота. Может быть, я допускаю, это плохо говорит обо мне. Но так много написано великих книг… Лучше перечитать классику. Из Толстых я бы все же предпочел Льва Николаевича, далее – Алексея Константиновича. И даже Алексея Николаевича.
