Думаю, что как раз выступления Паваротти, Доминго и Каррераса сделали для популяризации оперного искусства очень много. Я беседовал на эту тему с каждым из троих певцов.
Беседовал и с Кабалье… Монтсеррат, смеясь, мне рассказывала, что поначалу пришла в ужас, когда Фредди Меркьюри предложил ей спеть дуэтом. Но она поддалась его фантастическому обаянию и энергетике. И когда этот дуэт состоялся, она говорила: меня узнали тысячи молодых людей, которые раньше никогда не были в опере, но были поклонниками группы Queen. Кабалье и Меркьюри из разных жанров, но, можно сказать, – равновелики. И поэтому дуэт произвел такое впечатление.
– Кто будет определять лицо нашей культуры XXI века?
– Я мог бы назвать много имен, часть из них уже назвал. Еще стоит упомянуть Дениса Мацуева. Он гордость русской фортепианной школы. Он много помогает талантливым детям в фонде, который когда-то помог ему. Сейчас в России огромное количество талантов. Не будем обольщаться – не из всех вырастут новые Ойстрахи или Рихтеры. Но при всем возможном проценте отсева преемственность сохраняется, и, я думаю, за русское исполнительское искусство нам не будет стыдно.
– А не мало ли для такой большой страны, как Россия, только одного массового культурного СМИ – телеканала «Культура»?
– Мало, но в других странах и такого зачастую нет. Этот канал действительно отдушина на нашем насквозь коммерческом телевидении. На радио ситуация несколько лучше – там есть радио «Культура», радиостанция «Орфей», другие станции, делающие качественные программы.
Что касается телеканала «Культура», на котором я работаю с первого дня, недавно мы отметили его десятилетие. И я, как свидетель и участник, могу оценить эти десять лет. Канал стал намного более популярен, чем был поначалу. Лучшая его реклама в том, что в наших программах нет никакой рекламы. Он приобрел солидность, расширились возможности, в том числе финансовые, благодаря государственной поддержке. И канал «Культура» смотрят или, по крайней мере, делают вид, что смотрят, даже те, кто достаточно далек от культуры. Быть зрителем канала «Культура» стало модно. И нам, кстати, завидуют многие жители других стран – у них нет такого.
И вместе с тем наличие такого канала многие руководители других телекомпаний рассматривают как своего рода индульгенцию, что, мол, интеллигенция нашла свою отдушину, а мы теперь можем заниматься по-прежнему своим бизнесом в стиле «чего изволите-с?» или манипулированием общественным сознанием.
Я думаю, что, прикрываясь ложным божеством, которое называется рейтингом, многие теленачальники руководствуются не столько реальной картиной запросов аудитории, сколько своим нелестным представлением о публике. И кошмарное выражение «пипл все схавает» лежит в основе очень многого. Посмотрите: наше телевидение – при том что оно, быть может, одно из лучших в мире в творческом смысле, – есть за что очень сильно критиковать. Потому что смотреть бесконечные викторины, ток-шоу, похожие одно на другое, сильно надоедает. И как только один канал что-то нащупывает, это начинают мгновенно копировать. Смотришь: тут танцы со звездами – и там танцы со звездами, там на льду – и тут… Все мгновенно подхватывается.
Конечно, конкуренция – вещь здоровая, если не приобретает нездоровую форму.
Лица необщее выражение есть только у профильных каналов. Если «Спорт» – тут все понятно, с «Культурой» – тоже ясно. Есть попытки сделать аполитичные каналы – «Домашний», например, или сугубо развлекательный типа СТС. Ну хоть чем-нибудь каналы должны отличаться друг от друга! Мне кажется, несмотря на то, что телевидение сейчас весьма доходный бизнес и очень важная, даже, может быть, излишне важная часть нашей общественной жизни, оно ныне переживает некоторый кризис. И тут необходимо вспомнить старое и отчасти замусоленное слово «духовность». Надо воспитывать духовность.
12 ноября 2012 г.
2. Прощальные интервью друзей
Добродетель подобна городу, построенному на горе: ее нельзя спрятать.
Оскар Уайльд
Я задавал моим собеседникам практически одни и те же вопросы. Это был не случайный, а продуманный мною подход. Он дал мне возможность получить о моем отце более многогранную и объективную информацию. Пусть простит меня читатель, если этот подход чем-то напоминает допрос, проводимый следователем, стремящимся установить истину.
Второй дом Святослава Бэлзы
Игорь Бэлза
Беседа с Евгением Анатольевичем Богатырёвым, директором Государственного музея А.С. Пушкина
ЕВГЕНИЙ БОГАТЫРЁВ:
«Он был, как говорят, „человеком-праздником“.
Похожим на „легких людей“ пушкинского времени»
Игорь Бэлза: Евгений Анатольевич, перенесемся в те далекие времена, когда вы в первый раз увидели Святослава Игоревича. Расскажите, пожалуйста, когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
Евгений Богатырёв: Наше знакомство произошла очень давно – в 1991 году. Я, новоиспеченный директор, только-только приступил к работе. В то время музей был небольшим, камерным. Однако среди творческой интеллигенции уже достаточно популярным. Музей ждал перемен. Ему предстояла основательная реконструкция. Шла подготовка к двухсотлетнему юбилею Александра Сергеевича Пушкина в 1999 году.
Стояли летние дни. Святослав появился в музее 6 июня, в день рождения Пушкина. Тогда-то мы и встретились. Для меня его появление не было неожиданностью. Он относился к друзьям музея, входил в наш Ученый совет. До него много лет членом Совета был ваш дедушка Игорь Федорович Бэлза, один из основателей музея в 1961 году. Святослав Игоревич справедливо считал себя человеком, выросшим и сформировавшимся не только в собственной семье, но и в стенах нашего музея. Без всякого преувеличения скажу, что дом Пушкина в Москве был для него вторым родным домом. Приходя сюда, Святослав знал в нем всех сотрудников поименно и со всеми был в наилучших отношениях.
Он часто бывал здесь, не только в Пушкинские дни. Это могла быть какая-то новая выставка, или концерт, или что-то иное. Иногда он выступал, иногда сидел в зале как зритель. Но всегда его появление зал замечал. От него словно исходили какие-то позитивные импульсы. Но не будем философствовать на пустом месте. Он был, как говорят, человеком-праздником. Похожим на «легких» людей из пушкинского времени. Я с ним как-то очень быстро и сразу подружился. Святослав, или, как его называли друзья, Слава, стал приходить в музей не только к своим прежним знакомым, с которыми его связывали многие годы совместной любви к Пушкину, к музею, но еще и ко мне. Для меня это было очень важно. Сначала я обрел остроумного и знающего собеседника, доброго знакомого, а вскоре, что получилось само собою, надежного и близкого друга, которому доверяешь что-то личное и сокровенное. Мы могли говорить часами и не наговориться. Наши встречи часто заканчивались далеко за полночь. Не могу сказать, что мы встречались очень часто. Все же я с уверенностью предположу, что из всех московских уголков, из многих мемориальных мест музей Пушкина был для него самым-самым важным и дорогим. Недаром же он приходил сюда чаще, чем куда бы то ни было еще.
