Игорь Бэлза: Сейчас мы с вами говорили о том, что своими советами Святослав Игоревич повлиял на вашу судьбу, возможно, он повлиял также на ваше отношение к жизни, на жизненные принципы. Так ли это?
Евгений Богатырёв: Дело в том, что если люди находятся в состоянии дружества, то совершенно естественно их взаимовлияние друг на друга. И от этого никуда не деться. Даже наши многочасовые разговоры определяли какие-то векторы и ценности в жизненных ориентациях каждого из нас. Мы могли даже о чем-то крепко поспорить. Это естественно для двух людей. Ведь, как известно, в спорах рождается истина. Слава умел слушать и умел услышать чужое мнение. Он всегда был настолько убедителен в высказывании своего мнения, что мог повлиять на собеседника, который принимал его позицию. Я сужу по себе. На моем жизненном пути встречалось много людей, которые свою позицию, свое кредо не просто представляли или формулировали, а изо всех сил навязывали. Слава никогда этого не делал. Он мог высказывать свое мнение, но никогда не давил на своего собеседника. Кем бы тот ни был – просто знакомым или близким другом. Я думаю, что в этом убедились многие, с кем ваш отец общался, не только я один. Сам я не раз бывал свидетелем того, как слушатель или собеседник Славы принимал его позицию без всякого нажима с его стороны.
Игорь Бэлза: Для большинства людей Святослав Бэлза ассоциируется с неким джентльменом в неизменном смокинге с бабочкой, виртуозно владеющим несколькими языками, в том числе и русским. Он иронизировал не только над собой, но и над собеседником. Вы с ним ведь часто беседовали в непринужденной обстановке, как модно сейчас говорить, «без галстуков». Можете ли вы поделиться своими наблюдениями, какой он был на сцене и какой – в неформальной обстановке?
Евгений Богатырёв: Я не могу провести какую-то границу между его поведением на сцене и в быту. Мне кажется, что Слава оставался самим собою и там, и здесь. Даже сняв галстук, он все равно вел себя естественно. Так он был воспитан, и какой-то особой разницы между публичной площадкой, сценой и частной обстановкой не было. Надо обратить еще внимание на его особую органику. Он относился к людям, которые никогда ничего не изображают, они просто ведут себя естественно. Таким был ваш отец. Он четко осознавал свое место в жизни, не будучи человеком тщеславным, но будучи человеком самодостаточным, понимающим и знающим себе цену. Но вот каких-то поведенческих изменений в разных ситуациях не было. По крайней мере, я не был свидетелем подобных метаморфоз. Мало того, я не могу засвидетельствовать, что в каких-то особых ситуациях он вел себя агрессивно, проявлял не самые привлекательные черты своего характера. Мне кажется, они в нем вовсе отсутствовали. Он при всей своей значительной личности был человеком абсолютно скромным. И даже в этой скромности было осознание какой-то своей органики. Никогда не забуду одного давнего случая. Мы еще ходили по одним и тем же маршрутам. Я оказался вечером, даже не помню почему, на станции метро «Белорусская» и вдруг встречаю бегущего с баулом Славу. Привет, привет. Я говорю: «Слава, ты почему здесь? Куда бежишь в такое время, да еще и с грузом?» Он ответил, что спешит на поезд то ли в Минск, то ли в какой-то другой город, в сторону западной границы. Первый вопрос, который я задал: «Слава, а что ты, такой уставший, такси себе не заказал?» Он говорит: «Вымотался, конечно, но по большому счету лучше пробежаться, воспользоваться общественным транспортом и не опоздать на поезд». Сказал это и побежал дальше.
Кстати, вот еще одно качество – это его абсолютная обязательность. Если Слава обещал что-то сделать или где-то появиться, то слово свое всегда держал. Будь это его выступление или просто присутствие, но если он сказал, значит, непременно будет. Должно произойти какое-то чрезвычайно важное событие, на уровне какого-то форс-мажора, чтобы Слава не пришел. Такого я просто не припомню.
Игорь Бэлза: Возможно, вы вспомните какие-то яркие встречи, беседы с моим отцом, где его личность проявилась в полной мере и с самой лучшей стороны?
Евгений Богатырёв: Помню один из интереснейших с ним разговоров. Речь шла о сыновьях. У него два сына, у меня два сына. Для меня это был очень важный разговор. Тема обозначилась как-то стихийно, и ее обсуждение заняло у нас не пять минут. О сыновьях говорили много, потом перешли к нашим родовым корням. Он вспомнил отца, свою семью. И я тоже. Вряд ли, окажись в другой обстановке, он с кем-то начал бы разговор на эту тему. Во всяком случае, такой разговор состоялся. Искренний, добрый и не то чтобы крик души, но очень сердечный. Это был долгий разговор. Он состоял из каких-то мыслей вслух о судьбе вообще, о собственной судьбе, о судьбе своих близких. Каким-то особым образом он доставил нам обоим душевную радость. Не хочу сейчас говорить о его содержании. Слишком много в нем личного и личностного. Мы говорили о вещах светлых и печальных. Как у Пушкина, «печаль моя светла». Интонация этого разговора была всегда светлая. Ведь Слава всегда был к тому же большим мечтателем. Ну, это вы знаете не хуже меня. Многие мечты Славы, между прочим, были осуществлены. Кстати, наш разговор о детях был еще в то время, когда Слава не был дедом. Это как раз та ситуация, когда он, говоря о вас с братом, многого от вас ждал, на многое рассчитывал и, в общем-то, по большому счету не ошибся. Вы оказались детьми своего отца.
Игорь Бэлза: Вы наверняка знаете, что Святослав Игоревич – автор большого количества предисловий, послесловий к шедеврам мировой классики, автор книг. Общение с ним как-то повлияло на круг вашего чтения?
Евгений Богатырёв: О литературе мы говорили много и долго. В том числе и о литературных новинках. Какие-то произведения он мне советовал прочитать, особенно это касалось польской литературы. Моя коллега, Наталья Ивановна Михайлова, называла его д’Артаньяном. На то были веские причины: не только его мушкетерский вид, а прежде всего любовь к «Трем мушкетерам». Жизнь и творчество Александра Дюма он знал вдоль и поперек. Не случайно Слава был одним из инициаторов и чуть ли не соавтором проекта, который назывался «Путешествие Александра Дюма по России». Тема Дюма серьезно и глубоко его интересовала. Александра Дюма он считал писателем на все времена. К нашей выставке вышли нам в помощь воспоминания писателя в трех книгах: «Путевые впечатления. В России». Помню, как с вашим отцом мы подробно обсуждали эту увлекательную трилогию и многое в ней почерпнули в ходе работы над выставкой в нашем музее. В ней мы нашли все необходимое: и литературу, и взгляд Александра Дюма на Россию, и ярких персонажей, и много чего другого.
Игорь Бэлза: Известно ли вам о каких-то иных, кроме книг, увлечениях моего отца?
Евгений Богатырёв: Мы несколько раз сходились на мысли, что одно из самых главных наших увлечений – это собирать вокруг себя интересных и необыкновенных людей. Для него было, а для меня остается самым большим даром, самой большой радостью – наше, можно сказать, совместно нажитое окружение. И Бог предоставил мне возможность общаться и быть другом многих интереснейших людей, связанных прежде всего с русской культурой.
Игорь Бэлза: О ком из выдающихся современников, может быть музыкантов, постановщиков, артистов, музейщиков, Святослав Игоревич говорил с особым восхищением?
