Игорь Бэлза: После смерти отца канал «Культура» снял фильм, который называется «Незаданные вопросы». В нем одним из интервьюируемых был Юрий Рост. Не ручаюсь за дословное воспроизведение им сказанного, но смысл помню точно. Он сказал: «Когда Бэлза рассказывал какую-то историю из давно ушедших эпох, создавалось полное ощущение того, что он сидел рядом у рояля, на котором играл Моцарт, что он помогал Паганини писать его гаммы, что он был непосредственным свидетелем тех стародавних событий».
Валерий Ворона: Абсолютно точно.
Игорь Бэлза: Так у вас тоже такое ощущение?
Валерий Ворона: Это какое-то особенное свойство артистического перевоплощения Святослава Игоревича. Мстислав Ростропович этим же отличался. Но он в силу своего положения очень многих композиторов стимулировал на создание сочинений для виолончели. У него был повод сетовать на европейских виолончелистов XVIII и XIX веков. Он ругал их за то, что они недостаточно общались с композиторами, не нашли к ним подход, «не выпивали с ними» и не заставили Шумана и Бетховена написать музыку для виолончели.
У меня от Святослава Игоревича такое впечатление, что он пожил во всех этих эпохах и со всеми этими людьми дружил. Еще вот что я вам скажу, это я часто повторяю своим ученикам: «Такой возможности, как у музыкантов, общаться с людьми из прошлого нет больше ни у кого из людей искусства.
Общение через музыку с этими виртуозами и гениями, постижение глубин их таланта и есть самое большое счастье, которое даровала нам наша профессия. У наших современников все устроено по-другому Тут и пересечение интересов, и зависть, и дружба, и присутствие врагов. А там, в позавчерашнем дне, вся эта теневая сторона уходит. Остается только суть. Эти люди уже никогда не изменят, не предадут, они только тебя возвысят и дадут новые силы. Вот я и думаю, что Святослав Игоревич погружался в эти пласты нашей истории, в познание этих людей. Наверное, потому он и стал такой большой личностью, потому что брал из прошлого и из настоящего все, что позитивно. Что возвышает дух и побеждает гордыню.
Игорь Бэлза: Не замечали ли вы на протяжении вашего многолетнего общения, что у Святослава Игоревича менялись какие-то принципы, отношение к жизни?
Валерий Ворона: Был какой-то период, когда он стал всенародным любимцем. И был другой период, когда говорили: «Ну, вот опять этот Бэлза, везде Бэлза». Я сам это слышал в кулуарах. Святослав Игоревич этого не мог не знать, не мог не чувствовать. Ведь он был действительно крупной личностью. Я должен сказать, что такое отношение длилось недолго. Может, года два, а затем пошла новая волна интереса к нему. Вероятнее всего, потому, что он вышел на другой уровень или что-то еще произошло. Сказать, что он изменился, поменял жизненные установки, было бы неправильно.
Разумеется, он, развиваясь, менялся, продвигался дальше во всем, что касалось его профессиональной деятельности. Понимал, что ждет от него зритель. Знал, что обществу на данное время нужно и что будет актуальным в тех передачах, в которых он участвовал. Он был востребован до конца своей жизни, и интерес к нему рос неуклонно. Я не могу сказать, что у него изменились какие-то жизненные принципы, но он был в постоянном движении, во всем сохранял меру. Когда его не стало, люди поняли, что его некем заменить.
Я помню во время своей учебы концерты Ойстраха – величайшего скрипача всех времен и народов. Они проходили довольно часто, от этого как-то теряли свою событийность, и бывало, что не всегда собирали аншлаги, что для меня было очень обидным. Ойстрах всегда в России очень волновался и не был так раскрепощен и свободен, как в зарубежных концертах. Те, кто не слышали Ойстраха за рубежом, те по-настоящему его не знают. У нас особо требовательная публика, которую нелегко чем-то удивить. Святослав Игоревич это умел делать. К нему публика интереса не теряла. Он всякий раз старался быть чуточку другим. К тому же он умел расставлять акценты, сообразуясь с требованием времени. Люди понимали: что услышишь у него на концертах, нигде больше не услышишь. Бэлза не просто был ведущим, он открывал значимость происходящего на сцене в перспективе времени. Ему удавалось найти простые слова, которые делали многозначными происходящие события.
Игорь Бэлза: Скажите, пожалуйста, как вы считаете, когда концерт вел Бэлза, обозначало ли это некий знак качества?
Валерий Ворона: Именно. Но я не помню, чтобы он вел какие-то вторичные, сомнительные концерты. Он, как я знаю, работал с молодыми (да, это была его позиция – помогать музыкальной молодежи), их исполнение могло быть не столь великолепно, но их надо было поднимать к совершенству. Это была его миссия. Что же касается известных музыкантов, я не помню, чтобы какие-то были вторичные, проходящие концерты. У него на них просто не было времени. Он же не на все предложения соглашался.
Игорь Бэлза: Когда вы с ним виделись в последний раз? Что это была за встреча и о чем вы беседовали?
Валерий Ворона: Последний раз я с ним виделся на закрытии нашего фестиваля «Очи черные».
Игорь Бэлза: Это было примерно 9 или 10 мая 2014 года.
Валерий Ворона: Да. Он уезжал в Германию лечиться, и я уже сказал, что мы не боялись касаться этой темы, желали ему здоровья, но и не акцентировали на ней внимание. Последнее наше общение было очень трогательным. Я был переполнен благодарности, что он приехал в физически непростом для себя состоянии. И каждый день вел концерты. Семь концертов. Шел большой мощный фестиваль, каждый день новые программы. Вы, Игорь, были рядом, вы ему помогали. Мы старались лишний раз не мозолить глаза. Даже на самом последнем концерте Святослав Игоревич выглядел как-то по-особенному, необыкновенно. В нем вдруг еще сильнее проявились все его сильные стороны: умение захватить внимание зрителей, расположить их к себе, просто рассказать о сложном. Наверное, он уже понимал, что прощается с нами и зрителями.
Я не сомневаюсь, что он знал, что с ним происходит. Однако тщательно скрывал. Был по-прежнему остроумен, из него просто сыпались всякие истории, шутки и анекдоты. Другое дело, что ему уже было трудно стоять. Намного труднее, чем обычно. Он очень изменился внешне, сильно похудел, осунулся. Мы разъезжались в надежде, что в Германии ему помогут и он вернется здоровым. Выяснилось, что немецкие врачи могли бы его спасти, но он слишком поздно к ним приехал. О себе он заботился в последнюю очередь, до себя у него руки не доходили. Может быть, поэтому так все трагически закончилось. Действительно, последнее общение с ним было очень трогательным, теплым, что выражалось не в словах, а во взглядах, в рукопожатиях, в каких-то других жестах, внешне почти неуловимых. Еще раз говорю, что это был для него подвиг. Ехать куда-то в таком состоянии, да еще при таком насыщенном графике, было безумием. Приходилось часами сидеть с текстами, создавать атмосферу праздника. Там было много людей, приехавших из разных стран Европы. Он был в центре всего происходящего на фестивале. Мы рады, что теперь в Монтекатини-Терме на аллее великих артистов есть звезда Бэлзы. Святослав Игоревич достоин, наверное, и большего. Но хорошо, что появилась его мемориальная звезда. В этом городе он оставил такой же след, как фильм Никиты Михалкова «Очи черные», который снимался здесь тридцать лет назад.
