Игорь Бэлза: Как вы считаете, его образ удался?
Сергей Мазаев: Да, вполне. Мне понравился памятник. Мне просто не нравятся в принципе эти массивные кладбища. Конечно, было бы круче, если бы у вас было какое-то имение и там свой фамильный склеп.
Игорь Бэлза: На самом деле такой существует.
Сергей Мазаев: Но он, к сожалению, не ваш.
Игорь Бэлза: Не сказал бы. Наша фамилия происходит от названия города Бэлз. Этот город действительно существует. Раньше это была территория Польши, а сейчас Западной Украины, и там есть наш родовой замок. Отец его посетил. Я там не был и не знаю, побываю уже или нет. И вот еще что. Когда я разговаривал с Борисом Струлёвым, он мне сказал, что, когда они путешествовали с отцом, у всех было ощущение защищенности. И это несмотря на то, что отец не выглядел Шварценеггером.
Сергей Мазаев: Я вам об этом с самого начала сказал. Мы приехали в Екатеринбург в филармонию, в которой выступали великие музыканты. А тут какой-то Мазаев со своим концертом классической музыки. Какой-то рокер, но представлял меня Святослав Бэлза, и ни у кого из публики не возникло никаких вопросов.
Игорь Бэлза: На этом мы и закончим. Очень интересный разговор получился.
Сергей Мазаев: Мне приятно, что вы пришли именно ко мне, потому что я любил вашего отца и люблю его до сих пор. Он для меня очень много в жизни сделал, хотя недолгий срок мы с ним общались.
Игорь Бэлза: Это приятно слышать. Большое спасибо.
Человек, всегда остававшийся самим совой
Беседа с выдающимся пианистом, народным артистом России Денисом Леонидовичем Мацуевым
ДЕНИС МАЦУЕВ:
«Мы как-то сидели после концерта с Юрием Хатуевичем Темиркановым, и он говорит: „Мне не хватает здесь двух человек“. Спрашиваю его: „Кого?“ Он отвечает: „Двух Слав. Ростроповича и Бэлзы“»
Игорь Бэлза: Вот наконец-то мы встретились, чтобы вспомнить о моем отце.
Денис Мацуев: Тяжело говорить об ушедшем навсегда близком и дорогом человеке. Ведь со Святославом Игоревичем связаны основные этапы моей музыкальной жизни, начиная с 1991–1992 годов. Меня пригласили в Москву в программу «Новые имена». Один из ее первых концертов вел Святослав Игоревич. И еще он снимал телепередачу «Музыка в эфире» и взял у меня интервью. В тот день я был самым счастливым человеком на свете. Я позвонил в Иркутск родителям и сказал, что сам Бэлза взял у меня интервью. Для Иркутска это было событие мирового масштаба. Через несколько дней меня увидели по Первому каналу миллионы телезрителей.
«Музыка в эфире» – это высокая планка, олицетворение хорошего вкуса и стиля. Можно сказать – личный бренд Святослава Бэлзы. В те годы его телепередача воспринималась прорывом в мир высокой культуры, приобщением к ней огромной телевизионной аудитории. Ее содержанием стали уникальные записи выдающихся музыкальных событий и встречи с фантастическими людьми, с которыми Святослав Игоревич вел непринужденные беседы. С одной стороны, в этих диалогах раскрывался интеллект, уникальная культура каждого исполнителя, а с другой – нельзя было не восхититься образным и простым языком телеведущего. Появление такой телепередачи говорило о возросшем уровне зрителя, потому что «Музыка в эфире» шла в субботу, в прайм-тайм, до программы «Время» и сразу после. Таких телепередач было две. Одна, не только музыкальная: «До и после полуночи» Владимира Молчанова. И целиком музыкальная: «Музыка в эфире», где сосуществовали и классика, и джаз, и опера, и встречи с композиторами, дирижерами, певцами, звездами балета и музыкантами. Например, незабываемое интервью с Оскаром Питерсеном в городе Пори в Финляндии на фестивале джаза. Как Святославу Игоревичу удалось его перехватить в каком-то закутке между сценой и техническими помещениями театра? Уму непостижимо! Я еще в Иркутске с упоением смотрел эти телепередачи, поэтому встреча с этим канадским гуру, с этой звездой – впечатление на всю жизнь.
Заглядывая вперед, могу сказать: наше легендарное турне по Дальнему Востоку, которое прошло в 1994 году, когда мы посетили с концертами, наверное, городов девять или десять. Практически исколесили весь Дальний Восток! Жутчайшее было время: с перебоями света и воды, в самый пик так называемых «лихих» девяностых годов. Но именно это время для меня самое счастливое, потому что, во-первых, началась моя концертная деятельность, а во-вторых, мои первые официальные гастроли вел Святослав Игоревич Бэлза. Это было так удивительно, что казалось за гранью понимания.
А как он вел концерт! Это отдельная тема. Он не был лектором-музыковедом, хотя давал публике, сидящей в зале, доступным языком и ненавязчиво уникальную информацию. Это были самостоятельные театральные мини-спектакли, я их так называю. Его непередаваемая легкость походки, внешняя стать, когда он выходил на сцену, сразу приковывала внимание и исполнителей, и зала. Все немножко выпрямлялись, потому что невозможно было выглядеть сгорбленным рядом с ним. Будто он появился не из нашего времени.
Теперь расскажу о его звездности. В Хабаровске задержка вылета самолета была безумная. Ночью мы сидели в аэропорту, и к нам подошел солдат с темным, хмурым лицом. Вероятно, из серьезных ракетных частей. Света в аэропорту почти не было. Царил полумрак. Солдат медленно и хмуро приближался, глядя на нас исподлобья. Мы насторожились. Борислав Струлёв с мамой был тут же. Когда солдат подошел совсем близко, я подумал: «Сейчас выстрелит или начнет драться». Наконец он остановился, в упор посмотрел на Святослава Игоревича, выдержал мхатовскую паузу и сказал: «Музыка в эфире!» Вот и показатель популярности Бэлзы того времени.
Передача была в сердцах самых простых слушателей, а не только интеллигенции и элиты. Мы были в тени фигуры Бэлзы, потому что, куда бы ни приезжали, все шли на него. Нас еще особенно не знали. Но уже кое-кто узнавал, видел какие-то с нами телепередачи, в том числе и «Музыку в эфире». Он нас выводил на большую сцену. После его вступительных слов невозможно было плохо играть. Все его вступительные импровизации были насыщены афоризмами из литературной классики, сопровождались рассказами о встречах с музыкальными гениями. Что сказать, это был своеобразный мастер-класс. Я общался со Святославом Бэлзой почти всю жизнь: с моего первого появления в Москве в 1991 году и до его последних дней. Вся моя жизнь была связана с ним. Наши теплые отношения возникли сразу, с первых минут нашего знакомства. Вот уж истинная правда: чем гениальней человек, тем он проще в общении с людьми.
Мы всегда были на «вы» до конца жизни. Он с таким почтением относился ко мне. У нас с ним были трогательные отношения. С одной стороны, не родственные, но очень близкие. А с другой – между нами сохранялась интеллигентная дистанция. Он вел мои концерты в разных странах. Начиная с Карнеги-холла в Нью-Йорке. Все мои проекты, когда я уже сам начал делать свои фестивали, не представляю без Святослава Игоревича. Он приезжал, куда бы я его ни звал, хоть к черту на кулички, везде был со мной.
