В политическом плане «небывшее», шедшее вслед за великими реформами, наносило народникам не меньший урон. Учреждение временных распорядительных комиссий – этого лорис-меликовского предпарламента – могло лишить революционеров моральной и материальной поддержки либеральной части общества. Иными словами, оставить их в безнадежной изоляции и один на один с мощной государственной машиной. Ну а если бы дело дошло до цивилизованного встраивания радикалов в правильную политическую систему (легальное существование партий, участие их в выборах и работе парламента), то функционировать в подобной системе пришлось бы уже не народовольцам, а куда менее экстремистски настроенным социалистам.
Между тем (вспомним об особенностях менталитета российской радикальной интеллигенции) народовольцы полагали, что именно и только им известен путь России к подлинному прогрессу. Все другие варианты, с их точки зрения, являлись обманом народа, дорогой к построению общества, более циничного, формально свободного, а потому менее уязвимого со стороны оппозиции, чем существующее, традиционное. Иными словами, радикалы приглашали, вернее подталкивали Россию к некому строю, вообще «небывалому» в истории человечества. А потому просто «небывшее» в ее опыте государственного развития их никак не устраивало.
Таким образом, социально-экономические и общественно-политические проблемы, стоявшие перед властью и обществом, завязывались в 1880-х гг. в тугой узел противоречий, смешиваясь в нем еще и с важными нравственными и культурными вопросами.
Эскизы к портретам
Вера Николаевна Фигнер
Вера Фигнер родилась в июле 1852 г. в дворянской семье, главой которой был штабс-капитан в отставке, служивший ныне старшим лесничим. Образование она получила в Родионовском институте благородных девиц в Казани. Живя в лесной глуши, отгороженная от мира высоким забором, Вера довольствовалась собственными понятиями о справедливости и мечтами о счастье. В 1870 г. она вышла замуж за судебного следователя А.В. Филиппова и вскоре убедила мужа бросить его «гнусную» профессию и отправиться вместе с ней в швейцарский Цюрих, чтобы получить медицинское образование.
Здесь Вера Николаевна, впервые познакомившись с идеями социализма и с французскими социалистами Л. Бланом и П. Прудоном, примкнула к кружку русских студенток, получившим название кружка «фричей». В 1875 г. друзья умоляют ее вернуться в Россию, поскольку революционному лагерю, понесшему значительные потери, требуются новые бойцы. Не закончив образования, Фигнер возвращается на родину, где позже сдает экзамен на фельдшера. Формально членом «Земли и воли» она так и не стала, будучи связанной с ее деятельностью через родственный кружок «сепаратистов» (позже она считала такое решение грубой ошибкой). С мужем, совершенно равнодушным к революционным идеям, она вскоре развелась.
Как уже отмечалось, в 1877–1878 гг. Вера Николаевна вместе с сестрой работала в деревнях Самарской и Саратовской губерний. В качестве представителя родственного кружка ее пригласили на Воронежский съезд, послуживший началом раскола «Земли и воли». Фигнер не только примкнула к сторонникам политической борьбы с правительством, но и стала членом Исполнительного комитета «Народной воли». Впервые она приобщилась к террористическим акциям во время подготовки взрыва царского поезда под Одессой. Причем изначально не должна была принимать участия в данной акции, но, как она писала позже, «мои слезы смягчили товарищей», и те дали ей «добро» на участие в подготовке взрыва.
Для друзей Фигнер всегда оставалась Верочкой, Верой Топни ножкой. Для полиции – Филипповой-Фигнер, Лихаревой, Иваницкой и т. п. Приятная на вид, даже красивая женщина, в полицейских описаниях она выглядела не слишком симпатично: «небольшого роста, худощавая темная шатенка с проседью, лицо желтоватое с бледным румянцем, нос большой прямой, на правой стороне шеи шрам, уши белые». Арест Фигнер в 1883 г. произвел в Петербурге сенсацию. Император Александр III, не сдерживая ликования, воскликнул: «Слава богу! Эта ужасная женщина арестована!»
Едва Веру Николаевну доставили в столицу, высшие сановники империи поспешили познакомиться с ней лично. Однако общение с известной народоволкой вряд ли доставило им большое удовольствие. Директор Департамента полиции В.К. Плеве, пытавшийся повысить на арестованную голос, услышал презрительное: «Я думала, что директор департамента по уровню своего развития стоит выше городового». Министр внутренних дел Д.А. Толстой, который разговаривал приветливее, сожалел, что у него «нет времени, а то я бы убедил вас», и услышал в ответ: «Я тоже жалею, надеюсь, я обратила бы вас в народовольца».
На следствии поведение Фигнер было столь не по-женски твердым и непреклонным, что восхищенный им жандармский генерал Середа специально посетил тюремную камеру, чтобы поцеловать Вере Николаевне руку. Приговор же суда оказался типовым: подвергнуть смертной казни через повешение. Лишь на восьмой день после окончания суда ей было объявлено, что государь император «повелел заменить смертную казнь тюремным заключением без срока».
Она провела в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях 20 лет. Баранников, Колодкевич, Исаев, Богданович, Ланганс, Тетерка сгорели в заключении кто от цинги, кто от чахотки. Арончик сошел с ума, Клеточников уморил себя голодовкой, Грачевский поджег себя, облившись керосином из настольной лампы, Минаков и Мышкин были расстреляны за активные протесты против варварских условий содержания заключенных. Вера Николаевна позже считала, что прошло 15 лет, прежде чем ей представилась возможность действовать. В 1899 г. народовольцы-шлиссельбуржцы объявили голодовку в знак протеста против изъятия из тюремной библиотеки любой общественно-политической литературы. На девятый день голодовку продолжали только Юрковский и Фигнер.
Когда товарищи решили прекратить протест, Вера Николаевна ответила: «…привыкла доводить дело до конца, решение большинства не считаю для себя обязательным и буду продолжать протест». Лишь на двенадцатый день, когда товарищи сообщили ей, что покончат с собой, если она умрет, Фигнер прекратила голодать. Однако считала решение заключенных насилием над ее волей. Самая же решительная схватка с тюремными властями произошла у нее в 1902 г., когда новый смотритель объявил, что режим содержания «политических» вновь будет ужесточен. Вера Николаевна подошла к нему вплотную, резко сорвала с чиновника погоны и бросила их на пол. После этого должна была последовать обычная процедура: военный суд и казнь. Однако новые времена – новые песни, вместо расправы с «бунтаркой» были сменены комендант и смотритель крепости.
В 1904 г. ее освободили, но сослали сначала в Архангельскую, а затем в Казанскую губернии. В 1906 г. Фигнер разрешили выехать на лечение за границу. Вернулась она в Россию в 1915 г., была избрана депутатом Учредительного собрания от партии кадетов, а вот событий октября 1917 г. не приняла. В середине 1920-х гг. Вера Николаевна приняла активное участие в создании Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев. В 1927 г. в числе группы старых революционеров обратилась к правительству с письмом, требовавшим прекратить политические репрессии. Правительство, не ответив на письмо, отреагировало на него роспуском в 1935 г. Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, а в 1938 г. – закрытием организованного Фигнер музея П.А. Кропоткина.
