Резкая активизация радикалов расколола Союз благоденствия и заставила его членов то ли искать приемлемый компромисс, то ли вырабатывать условия для цивилизованного «развода». Съезд Союза состоялся в январе 1821 г. на московской квартире братьев Фонвизиных. Он проходил в тревожное время, декабристам стало известно о том, что правительство решилось разгромить их Союз. Дебаты на съезде выдались куда более напряженными и горячими, чем год назад в Петербурге. Свою роль сыграла не только угроза разгрома, но и раскол в самом движении. К этому времени в нем наметились по крайней мере три направления: сторонники немедленного выступления, приверженцы выступления в наиболее удобный момент (междуцарствие или проведение больших маневров, на которых можно было арестовать императора и его братьев), сторонники продолжения филантропической и просветительской работы с целью воспитания общественного мнения.
Хотя на съезде много говорили о том, как уйти от полицейской слежки, главным, но невысказанным было совсем другое. Чувствовалось, что все согласны с тем, что прежний Союз изжил себя. Сторонники пропаганды надеялись воспользоваться его роспуском, чтобы отсечь от движения наиболее радикальных его членов (Пестеля, С. Муравьева-Апостола на юге, Н. Муравьева, Пущина, Якушкина на севере). И. Бурцов брался, например, «привести в порядок» Тульчинскую управу на Украине. Те же, кто настаивал на подготовке вооруженного восстания, тоже желали избавиться от менее решительных коллег. Как бы то ни было, все сошлись на необходимости создания нового общества.
Были утверждены его отделения: в Петербурге, Москве, Тульчине, Смоленске. Общество должно было разделиться на членов первой ступени (руководителей) и второй (исполнителей). Цель его определялась несколько расплывчато: «ограничение самодержавия силой военного выступления». То есть непонятно, что планировалось обществом: революция или кардинальные реформы под эгидой «ограниченного самодержавия»? Главным для умеренных членов бывшего Союза благоденствия становилась изоляция Пестеля и его сторонников. Бурцов, приехав в Тульчин, объявил о роспуске Союза и надеялся после ухода оппонентов провозгласить создание нового общества. Надежды его оказались тщетными. Обстоятельства продолжали подталкивать декабристов к открытой схватке с самодержавием.
Эскизы к портретам
Павел Иванович Пестель
В ноябре 1825 г. Пестель поделился с единомышленниками по Южному обществу довольно странной идеей. Он собирался отправиться в Таганрог к Александру I и предложить ему помощь тайного общества в деле проведения в России необходимых реформ. А.Е. Розену и С.Г. Волконскому еле удалось отговорить полковника от этого неловкого шага – ведь другие декабристы могли подумать, что Пестель отправился к императору, чтобы предать товарищей. Однако неужели декабристы и впрямь могли подумать такое о Павле Ивановиче? А если да, то почему?
Пестель получил прекрасное образование: четыре года учился в Дрездене, два – в Пажеском корпусе. В формулярном списке сказано: «…особенную имел склонность к политическим наукам и много ими занимался». Действительно, в 1816–1817 гг. он прослушал курс политических наук у профессора К.Ф. Германа. Тяжелая рана в Бородинском сражении, 8 лет, проведенных в качестве адъютанта у генерала от кавалерии П.Х. Витгенштейна. Тот, кстати, дал своему подчиненному следующую характеристику: «Он на все годится: дай ему командовать армией или сделай его каким хочешь министром, он везде будет на своем месте».
Затем Кавалергардский полк – самый привилегированный в гвардии, 2-я армия на Украине, откуда Павел Иванович трижды успешно выезжал в Бессарабию для сбора разведовательных данных о турецких вооруженных силах. В 28 лет он становится полковником и командиром Вятского пехотного полка, имевшего репутацию самого плохого и распущенного во всей армии. Причиной тому был отвратительный подбор офицеров, среди которых своими садистскими наклонностями выделялся некий майор с говорящей фамилией Гноевой. Избавившись от приверженцев палки и зуботычин, Пестель в короткий срок коренным образом изменил положение солдат. Уже через несколько месяцев Вятский полк был отмечен во время царского смотра как один из лучших.
Ум, логика, организаторские способности, решительность были неоднократно проявлены Пестелем – деятелем тайных обществ. Однако здесь на первый план выходил и экстремизм его мышления. За цареубийство как меру, гарантирующую успех переворота, Павел Иванович высказался одним из первых. Именно он сделал доклад на собрании Союза благоденствия о будущем республиканском устройстве России, причем республика в его изложении выглядела немногим более демократичной, чем прежняя империя. Пестель одним из первых поддержал идею военной революции, более того, стал организатором Южного общества декабристов, ориентированного именно на переворот силами армии. Отметим, что не без влияния Пестеля Южное общество отличалось от Северного бóльшим единомыслием и подчинением рядовых его членов распоряжениям руководства. До обязательного подчинения меньшинства решениям большинства дело, правда, не дошло, зато о заключении довольно странных союзов говорить уже можно. Такой странностью явились контакты Южного общества с польскими революционерами, ведь цели тех и других разнились достаточно сильно.
Но если у Пестеля-заговорщика все обстояло благополучно, тогда откуда у него эта неожиданная идея явиться к императору в Таганрог для откровенного разговора? А почему, вернее, насколько неожиданная? Чтобы выяснить это, нам необходимо ответить на основной вопрос: в чем заключалась цель этой несостоявшейся поездки, чем она могла быть – ультиматумом или капитуляцией? Размышляя над поведением Пестеля, логикой развития декабризма, убеждаешься, что возможная таганрогская встреча не была ни тем ни другим. То, что случилось с Павлом Ивановичем в ноябре 1825 г., было не только его бедой. Подобное настроение миновало мало кого из тех, кто стоял у истоков декабристских обществ. Дважды отходил от их деятельности И. Якушкин, в 1818 г. ушел от товарищей А.Н. Муравьев, в 1821 г. – И. Бурцов, в 1824 г. «устали» Матвей Муравьев-Апостол и М. Лунин, к 1825 г. Н.М. Муравьев и П. Пестель.
Кстати, и переговоры с императором Пестель пытался начать не первым. Еще в 1820 г. Фонвизин и Якушкин хотели обратиться к Александру I с письмом, указав в нем на неисчислимые беды России и предложив выход из создавшегося положения в реформах. Европейские революции, успешные и относительно бескровные, заставили на время забыть об этой идее, но перенос революционных боев на русскую почву пугал непредсказуемостью последствий и подталкивал к переговорам с верховной властью.
Конечно, каждый объяснял подобное изменение своих взглядов по-разному. Одни уходили потому, что не были согласны с радикализацией движения, пытались действовать в соответствии с традициями Просвещения. Другие «уставали» от того, что дело двигалось слишком медленно, а с приближением решающего шага декабристам вообще и радикалам особенно становилось все труднее. Груз сомнений, ответственности давил на всех, и именно радикалам приходилось воодушевлять, подталкивать своих единомышленников. У Пестеля таковых, абсолютно веривших ему, готовых идти за ним до конца товарищей было явно недостаточно.
