Книга Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров, страница 26. Автор книги Леонид Ляшенко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров»

Cтраница 26

В феврале 1825 г. Трубецкой приехал в Киев, чтобы познакомиться с новым местом службы. Заодно он становится связующим звеном между южанами и северянами. В Киеве он занимался поисками приемлемой платформы для объединения декабристских обществ и выработкой плана совместного их выступления летом 1826 г. В Петербург же Сергей Петрович вернулся 10 ноября, но тут события стали развиваться столь стремительно, что все пришлось решать буквально на ходу.

Когда декабристы узнали о смерти Александра I и отказе вел. кн. Константина от престола, именно Трубецкой выразил общее мнение, заявив: «…мы не можем никакой отговорки принести обществу, избравшему нас… мы должны все способы употребить для достижения цели общества». Он взял на себя разработку нового плана восстания, а в это время его товарищи решали вопрос о координации действий всех управ, то есть вопрос о необходимости поста диктатора и о том, кто должен им стать.

Выбор Трубецкого диктатором восстания ни в коем случае не был случайным. Он являлся старейшим членом тайного общества, одним из его руководителей, боевым офицером в чине полковника, а декабристам так не хватало «густых эполет». Кроме того, Сергей Петрович имел обширные связи в Главном штабе, во дворце, в правительстве. Не надо забывать, что незадолго до этого он приехал из Киева и был в курсе всех событий на Украине и дел Южного общества.

К 10 декабря новый план действий декабристов Петербурга был разработан. Он включал в себя: 1) собственно план восстания; 2) оповещение Южного общества и Московской управы о начале военных действий против Зимнего дворца; 3) подготовку политической программы восставших – Манифеста к русскому народу. Во всем, предписанном планом, Трубецкой принимал самое активное участие. Письма его на Юг и в Москву повезли Ипполит Муравьев-Апостол и П. Свистунов. Правда, непосредственно помочь Северному обществу единомышленники уже не успевали, но известить их о выступлении в Петербурге было необходимо, тем более что трудно было сказать, как именно развернутся события.

В столице никто (в том числе и заговорщики) не представлял достаточно ясно силы и средства восстания. Когда мы говорим о расчетах декабристов, то приходится постоянно оговариваться: «по словам Рылеева», «по докладам Бестужевых», «по заверениям Сутгофа, Оболенского» и т. д. Может быть, с этого «по словам», «по докладам», «по заверениям» – все и началось в непростой и болезненной истории с Трубецким? Что точно знал сам диктатор? Да ничего. За последний сумасшедший месяц пребывания в Петербурге он, естественно, не мог лично сосчитать силы заговора, да и не собирался этого делать, доверяя товарищам. Народ, правда, вокруг был для него новый, из «стариков» остались лишь Пущин да Оболенский.

Трубецкой в своих расчетах исходил из того, что восставшие смогут, во-первых, повести за собой не менее 6 тыс. солдат; во-вторых, четко выполнят план восстания. Кое-что неладное он заподозрил утром 13 декабря после разговоров с Рылеевым. Надо сказать, что Сергей Петрович, как человек совершенно определенного склада, не мог проникнуться мрачной восторженностью некоторых своих товарищей. Рассуждения Рылеева о необходимости их жертвы, ради будущего освобождения родины, восклицание А. Одоевского: «Ах, как славно мы умрем!» – для офицера Трубецкого звучали странно, каким-то непонятным оправданием еще не случившегося поражения.

Ему все стало окончательно ясно лишь в самый день восстания. Трубецкой, живший рядом с Сенатом, узнал, что в семь часов утра там уже происходит переприсяга сенаторов Николаю I. Войск же восставших на площади не было. Сергей Петрович бросился к Рылееву и там выяснилось, что помощники диктатора Якубович и Булатов отказались действовать по плану, то есть занимать Зимний дворец и Петропавловскую крепость.

Чуть позже Трубецкой услышал, что Измайловский полк и Коннопионерский эскадрон присягнули императору. К девяти часам утра Сергей Петрович уверился, что восстание провалено. Что-то могло измениться только в результате случайного ареста царской фамилии. Трубецкой переходит в Главный штаб на Дворцовой площади, чтобы выяснить, есть ли возможность захвата Зимнего дворца. Заметим, кстати, что мы до сих пор не знаем полномочий диктатора декабристов. Во всяком случае, было высказано предположение, что диктатор избирался восставшими не столько для руководства войсками, сколько для проведения последующих шагов по укреплению победы и организации новой власти. Войсками же во время переворота должны были руководить его помощники, прежде всего Булатов.

Почему же Трубецкой все-таки не появился среди восставших на Сенатской площади? На это было несколько причин. Первой из них стало его тактическое чутье. Когда Сергей Петрович понял, что около Сената ничего не решается, он перешел к Зимнему дворцу, где что-то могло произойти, хотя бы случайно. Во-вторых, интересно, как бы вы решили дилемму, вставшую перед Трубецким: войти в каре восставших и уговаривать их сложить оружие или возглавить их атаки на верные царю войска? Он уже знал, как солдаты и офицеры обошлись с теми, кто пытался уговорить их решить дело миром: Милорадович, митрополиты, вел. кн. Михаил Павлович… Трубецкой знал также и то, что 3 тысячи восставших солдат окружены 12–15 тысячами правительственных войск, а в подобном случае атака подобна массовому самоубийству. Иными словами, любая его команда означала пролитие крови, отсутствие его на площади давало пусть и слабую надежду на то, что все кончится без жертв.

Из записок Трубецкого, написанных в 1830—1860-х гг., мы узнаем, какие мысли овладели им в этот трагический день. Его раздавило чувство страшной ответственности за судьбу «всех несчастных жертв моей надменности; ибо я могу почти утвердительно сказать, что если бы я с самого начала отказался участвовать, то никто бы ничего не начал». Сергей Петрович явно преувеличил свое влияние на ход событий, но даже если и сознавал это, легче ему не становилось. «Меня убивала мысль, что я… мог предупредить кровопролитие». В Сибири товарищи быстро поняли сложность положения Трубецкого: чтобы оправдаться, он должен был переложить вину на других, в том числе и уже умерших членов Северного общества (А.М. Булатов покончил жизнь самоубийством в январе 1826 г., разбив голову о стену своей камеры. Якубович в Сибири медленно, но верно сходил с ума и кончил в больнице для умалишенных). На каторге и в ссылке к нему относились с уважением, дружеской привязанностью, никак не выделяя из среды других революционеров.

До конца, упорно отстаивали версию об измене, нерешительности, отсутствии гражданского мужества у Сергея Петровича только император Николай I, великий князь Михаил Павлович и барон Корф – автор сверхверноподданнической книги «Восшествие на престол императора Николая I». Их версия оказалась необычайно живучей, видимо потому, что крайние, пусть и противоположные общественные течения являются одинаково утилитарными, прагматичными. Человеческая жизнь, репутация для них значат очень мало по сравнению с теми целями, к которым стремятся ультрареакционные или ультрареволюционные политики.

Правильно или нет поступил Трубецкой 14 декабря – вопрос очень сложный, поскольку здесь дело не в политике, вернее, не только в ней. А решения нравственные каждый выбирает в соответствии со своим пониманием моральных норм и установок. Но понять, что клеймить Сергея Петровича, по крайней мере, недостаточно, что это обедняет наше осознание сложности движения декабристов, необходимо.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация