Александр Иванович Якубович
Если попытаться совместить суровый романтизм героев произведений Джорджа Гордона Байрона с восторженной приподнятостью персонажей Фридриха Шиллера, то можно получить некоторое представление о характере и манере поведения Александра Ивановича Якубовича. Сейчас для нас диковинны и его мефистофельский облик, и демонические манеры; в XXI в. его фигура и речи отдают карикатурой, в которой обычные человеческие качества утрированы до смешного или пугающего.
Однако в свое время над Якубовичем никто не смеялся (и вовсе не из-за его репутации бретера). Он вызывал искреннее восхищение молодежи и желание подражать ему во всем. Еще раз скажем: каждой эпохе – свое. Кроме того, свободомыслие, декабризм – это не только цепь отчаянных поступков, не только сумма определенных фактов, биографий, но во многом и особое состояние души. Оно рождалось из тех чувств, ощущений, образа действий, которые определяют принадлежность человека к своей эпохе, заставляя его выбрать ту или иную модель поведения. Для образованного общества, особенно передового дворянства первой четверти XIX в., романтизм был свойственен как особый стиль существования. Он порождал зачастую не только критику режима, но и презрение к людям, порожденных этим режимом и не желавших с ним бороться, а также – поверхностный атеизм, цинизм. Только такой своеобразный и многообразный романтизм мог взрастить людей типа Якубовича.
Впервые «всероссийская известность» пришла к Александру Ивановичу после нашумевшей «четвертной» дуэли, во время которой у барьера сошлись Завадовский с Шереметевым и Якубович с Грибоедовым. Повод был необыкновенно серьезный – благосклонность известной столичной балерины Истоминой. На первом поединке в 1817 г. в Петербурге Шереметев был убит, а в следующем году, уже на Кавказе, стрелялась вторая пара дуэлянтов. Дело кончилось раздробленной кистью левой руки известного драматурга. Позже Якубович не упускал случая напомнить всем и каждому об этом дуэльном подвиге.
Человек отчаянной (но, по словам современников, какой-то нарочитой, показушной) храбрости, он отличился в боях с горцами и получил тяжелую рану в лоб, который с этого момента всегда прикрывала черная повязка. Якубович и без того ненавидел Александра I за перевод из гвардии в армию, и ранение вряд ли улучшило отношение капитана к императору. Вообще декабризм вобрал в себя целую группу людей, у которых были личные счеты с Александром I, что зачастую усиливало их антицаристскую активность, но придавала ей какой-то сугубо частный вид. Александр Иванович был одним из них.
В 1824 г. он получил отпуск для лечения своей раны у столичных хирургов. Летом 1825 г. Якубович оказался в Петербурге, где буквально окунулся в кипящий котел Северного общества, уже наслышанного о нем. Дело в том, что за несколько месяцев до этого Александр Иванович встретился с С.Г. Волконским и поведал ему о существовании на Кавказе тайного общества, во главе которого якобы стоял генерал Ермолов – командир Кавказского корпуса.
Теперь в столице заслуженного воина встретили с распростертыми объятиями. Еще бы! В недавнем прошлом кумир гвардии, посланец самого Ермолова, пропахший порохом офицер и пламенный оратор – он стал для декабристов настоящей находкой.
К тому же Якубович выразил горячее желание немедленно сразить Александра I, дабы отомстить ему за все свои обиды. «Я не люблю никаких тайных обществ, – говорил он Рылееву, – по моему мнению, один решительный человек полезнее всех карбонариев и масонов». Странное, заметим, заявление для посланца тайного офицерского общества на Кавказе!
Вот только диктатором восстания осенью 1825 г. предложили стать не ему, а Трубецкому. Выбранный его помощником, Якубович и здесь не растерялся. Он уговорил полковника Булатова, другого помощника диктатора, провести 14 декабря в жизнь свой план, в корне отличавшийся от того замысла, что выработали Трубецкой и Рылеев. План этот заключался в том, что военно-революционная операция по захвату столицы (Зимний дворец, Петропавловская крепость, Сенат) превращалась в демонстрацию военной силы восставших для последующих переговоров с императором. И вести эти переговоры должен был, по их мнению, отнюдь не Трубецкой.
Логика действий Якубовича 14 декабря подчинена попыткам провести свой план в жизнь, не дать диктатору захватить власть. Мелькнув с утра в стане восставших, он вскоре оказался в окружении Николая I. После короткого разговора с царем Якубович стал парламентером между ним и своими товарищами. Началось что-то вроде переговоров. Декабристы требовали прибытия великого князя Константина и отмены второй присяги. Николай Павлович предлагал амнистию в случае, если они немедленно возвратятся в казармы. Судя по всему, Якубович играл роль «испорченного телефона», а потому парламентерская деятельность едва не закончилась для него плачевно.
Ко времени его второго или третьего визита к восставшим они, видимо, раскусили бывшего товарища. Князь Щепин-Ростовский грубо оскорбил Якубовича, а солдаты чуть не подняли его на штыки. Записной дуэлянт вынужден был скрыться, после случившегося ему нечего было делать возле Николая I. Он отправился зачем-то в конногвардейские казармы, куда незадолго до этого принесли раненного на Сенатской площади Милорадовича.
Здесь он впервые поведал сагу о том, как накануне, совершенно случайно попав на собрание заговорщиков, ужаснулся и предал их анафеме. Особенно Якубовича возмутили разговоры, которые будто бы вели бунтари о разделе казенных денег, особняков знати, царских дворцов и т. п. Теперь, после того как он был парламентером царя, мятежники, по его словам, рыщут в поисках доблестного кавказца по городу (других проблем у них, видимо, не осталось) и однажды якобы уже в него стреляли.
На первом же допросе Якубович совершенно серьезно показал: «Возвратясь домой и опасаясь бунтовщиков, зарядил ружье и не велел никого пускать к себе». Всю жизнь его сопровождали роли: романтический герой, член несуществующего тайного общества, несостоявшийся цареубийца, неудавшийся русский Риего, противник мятежа, парламентер от царя к бывшим единомышленникам, жертва заговорщиков… А может быть, свое начало брала болезнь, которая уже в Сибири сведет Якубовича сначала с ума, а затем и в могилу?
Случайные попутчики общественных движений всегда начинают играть всерьез лишь тогда, когда задето их самолюбие или благополучие. В эти моменты они наносят непоправимый вред общему делу, особенно если получают возможность влиять на его ход.
Петр Григорьевич Каховский
Петр Григорьевич Каховский был полной противоположностью А.И. Якубовича. Поклонник Байрона и Шиллера, романтик, живущий страстями, готовый на все ради освобождения родины, он не играл никаких ролей, а действительно жил в неком выстроенном собственным воображением мире. Каховский не был ни теоретиком, ни вождем, ни организатором декабристского движения. Если уж искать какой-то образ, характеризующий его, то можно вспомнить, что Петра Григорьевича называли «курком восстания 14 декабря».
Служба его, да и вся жизнь, очень скоро пошла наперекосяк. Птенец гнезда Каховских – известных вольнодумцев XVIII в. – он трудно приспосабливался к четко выстроенному военному порядку, ершился, разговаривая с коллегами, огрызался на замечания начальства. Вспыльчивый характер и подвел его: за юношескую шалость Петр Григорьевич был разжалован в рядовые, изгнан из гвардии и отправлен на Кавказ. В результате первый офицерский чин он получил только в 1819 г., а через два года оказался вовсе уволенным из армии по болезни. Шестеро братьев Каховских не могли рассчитывать на родительскую помощь и должны были сами пробиваться в жизни.
