Граф не мог быть ни наперсником, ни даже советником монарха, да он никогда и не претендовал на эту роль. Аракчеев оставался лишь верным и не рассуждающим исполнителем воли Павла I и Александра I. Готов он был верой и правдой служить и Николаю I, но у последнего оказались свои любимцы. В гербе Аракчеева значится девиз: «Предан без лести». Если слова о лести вызывают обоснованные сомнения, то предан монарху Алексей Андреевич был безусловно. Совершенно неверно считать его, как это иногда делается, невежественным солдафоном, ведь он закончил Артиллерийский Шляхетский корпус в Петербурге, дававший серьезную подготовку, особенно в области точных наук, да и его библиотека в Грузино насчитывала более 10 тысяч томов. Не будем забывать, что при активном участии графа русская артиллерия в начале XIX в. выделилась в отдельный род войск и быстро вышла на одно из первых мест в Европе, что и доказала в битве при Бородино и других сражениях Отечественной войны 1812 г.
Умел Аракчеев грамотно и логично излагать свои мысли на бумаге, правда, обладал при этом странной особенностью мышления. Новые, иногда весьма радикальные идеи появлялись у него только по распоряжению императора. Так, в 1815 и 1818 гг. граф, по приказу Александра I, представил записки об изменении в государственном управлении и об освобождении крепостных крестьян. Его соображения оказались дельными и порой неожиданно смелыми, но они, как уже говорилось, никаких последствий не имели, если не считать того, что частично были использованы во время подготовки отмены крепостного права в 1861 г.
Вместе с тем граф Алексей Андреевич был беспощаден, честолюбив, любил грубую лесть и сам льстил не слишком тонко, распоряжения начальства были для него выше человеческого достоинства, а то и жизни. Он небезуспешно участвовал в придворных интригах и своих противников преследовал беспощадно, добиваясь их падения и удаления от двора. Однако иногда граф совершал поступки, вроде бы не свойственные людям его толка. После войны 1812 г., когда на армию хлынул поток наград, он отказался от орденов, предлагавшихся ему, мотивируя это тем, что не участвовал в боевых действиях. Аракчеев согласился принять лишь миниатюрный портрет императора на ленте для ношения на шее. Это была уже не боевая награда, а знак особого внимания монарха. С этим портретом Александра I граф не расставался до самой смерти.
Между тем с введением военных поселений колесо истории России, как казалось прогрессивному дворянству, повернулось вспять. В 1822 г. помещикам возвращено право ссылать крестьян без суда в Сибирь, продажа крепостных приняла невиданные ранее масштабы. Ответом на эти распоряжения и указы правительства стал взрыв возмущения крестьян и солдат, протестовавших против усиления своего бесправия. Недаром около половины крестьянских выступлений в первой четверти XIX в. приходится на девять лет – 1816–1824 гг.
Особенно опасными, с точки зрения властей, были бунты солдат (заметных беспорядков в армии в послевоенное время насчитывается более двадцати). Одно из крупнейших восстаний поселян произошло в Чугуеве – центре украинских военных поселений в 1819 г. (что называется, на глазах декабристов). Восставшие убили начальников, выбрали из своей среды руководителей, но ничего не сделали для организации серьезной обороны Чугуева, уповая на справедливость царя. Расправу с восставшими чинил сам Аракчеев: 52 человека получили 12 тысяч ударов шпицрутенами (гладкий лозовый прут, вершок в диаметре, сажень в длину), 25 из них умерли.
Самым известным выступлением солдат в этот период стала так называемая «Семеновская история». Все началось со смотра гвардейского корпуса в 1819 г. Александр I, недовольный выправкой Семеновского полка, издал приказ, в котором говорилось: «Семеновский полк прошел… не чисто, у многих взводов левые фланги были позади, надлежащей тишины в шеренгах не было, много колен… согнутых, ногу поднимали не ровно, носки были не вытянуты… офицеры не чисто шли и шпаги дурно и неровно держали…»
Следствием этого приказа явилась отставка старого командира полка генерала Потапова и замена его полковником Шварцем. По словам будущего декабриста А. Поджио, Шварц в своей деятельности опирался на циничные афоризмы вел. кн. Константина Павловича: «Убей двух, оставь одного», «Плох тот солдат, который доживает свой срок двадцатипятилетний до отставки». Новый командир полка, недовольный учениями, мог поставить одну шеренгу лицом к другой и заставить солдат плевать в лицо друг другу. Он бил по щекам георгиевских кавалеров, вернул в полк палочную расправу и вскоре прославился погостом своего имени, где хоронили умерших от издевательств семеновцев.
Не выдержав новых порядков, первая рота Семеновского полка подала на Шварца жалобу начальству. В ответ ей приказали отправиться в крепость в полном составе, и солдаты, возмутившись несправедливостью командиров, подняли бунт. Они попытались самочинно расправиться со Шварцем, но тот благоразумно спрятался от разъяренных гвардейцев. Когда первую роту все же отправили в крепость, остальные солдаты полка тоже перестали повиноваться офицерам. Волнения грозили перекинуться и на другие гвардейские полки, «верхам» с большим трудом удалось справиться с ситуацией. После подавления бунта напуганное правительство разбросало офицеров полка по армейским частям, рядовых же отправили на Украину, на Кавказ и в Сибирь. Расправа с семеновцами не прекратила глухого, но постоянного брожения в гвардии, армии и военных поселениях, что имело заметное значение для движения декабристов.
Политические перипетии первой четверти XIX в. явились серьезным, но не единственным следствием «духа времени». Не менее важно то, что в последней трети XVIII в. началось неудержимое шествие капитализма по странам Европы и Америки. Уцелевшие после наполеоновских войн традиционные порядки вынуждены были (даже в странах – победительницах Наполеона) шаг за шагом отступать под натиском нового в экономике и социальных отношениях. В значительной степени это касалось и России, остававшейся в то время одним из главных оплотов старого строя.
Присоединение во второй половине XVIII в. черноземных земель на юге и юго-западе страны позволило ей в короткий срок стать житницей Европы. На переломе веков свыше 90 % подданных империи были крестьянами, бесправие которых достигло своего апогея. Указы Елизаветы Петровны и Екатерины II, предоставлявшие помещикам полные права над личностью крестьянина, завершили процесс превращения крепостничества в рабство нового времени. Заметим, что крестьянам, естественно, было запрещено жаловаться на своих господ.
После этого вряд ли стоит удивляться и постоянным волнениям крепостных (вспомним хотя бы казацко-крестьянское движение под предводительством Е. Пугачева), и неизбывным заботам правительства о мерах по удержанию крепостных в повиновении, и тому чувству стыда, которое испытывали за свою страну просвещенные люди России. На рубеже веков уже нельзя говорить о крестьянстве как единой и однородной массе. Во-первых, в правовом отношении оно распадалось на несколько групп: от помещичьих крепостных до вольных однодворцев на юге страны и государственных – в центре и на севере (напомним, что Сибирь вообще не знала крепостного права). В имущественном отношении эти группы также значительно отличались одна от другой, поскольку вольные и государственные крестьяне жили свободнее (по крайней мере, экономически), чем частновладельческие.
