Между тем, подобно членам средневековых цехов, нигилисты даже внешне старались разительно отличаться от остальных групп населения. Пледы, длинные волосы у мужчин, коротко стриженные у женщин, синие очки, тяжелые трости-посохи, обязательное отращивание бород (поскольку их запрещалось носить чиновникам, по выражению «новых людей», – «чинодралам»). Добавим к этому подчеркнутое отсутствие манер, шокирующую публику проповедь «свободной любви». Кроме того, нигилисты ратовали также за полную откровенность в общении с окружающими, видя в этом особую связь с реальностью, вернее с понимаемым ими по-своему реализмом. Кружки, вечеринки, «журфиксы» – эти формы общения новой интеллигенции по-своему повторяли традиции салонов русского дворянства, однако наполняли их новым содержанием. Здесь проводились литературные чтения и научно-популярные лекции, затевались дискуссии по насущным вопросам жизни страны.
С психологической точки зрения, самой яркой чертой нигилизма являлось неприятие сложностей, тонкостей и оговорок. Отрицание отстаиваемых ими примитивных истин или попытки каким-то образом усложнить эти истины «новые люди» воспринимали как предлог для ничегонеделания или признак умственной лени. У них имелась универсальная формула, претворение которой в жизнь должно было коренным образом изменить судьбу страны. Действительно, с точки зрения радикалов, все казалось совершенно ясным – стоит людям познать истину (а главная ее черта состоит в том, что существует только материя и ничего кроме нее), как все пойдет по-другому. Конечно, нигилисты, по сути, мечтали создать новую разновидность людей. Эти люди должны были быть исключительно практичны (даже утилитарны), свободны от религиозных и идеалистических заблуждений и в то же время искренно преданы интересам общества, являясь борцами за справедливость в самом элементарном ее понимании.
Результатом подобных верований и подобного стиля поведения стал целый ряд последствий, имевших серьезное политическое значение. Как вспоминала активная шестидесятница XIX в. Е.Н. Водовозова: «Общество представляло тогда две диаметрально противоположные группы – прогрессивную и консервативную. К первой преимущественно принадлежала молодежь… К представителям консервативной группы обыкновенно причисляли всех, державшихся старых порядков… Диаметрально противоположные воззрения этих двух поколений сделали совместную жизнь невозможной. Этот разлад давал себя чувствовать во всех классах русского общества… сыновья дворян отказывались занимать… должности своих отцов… сыновья чиновников находили зазорным для себя сидеть в канцеляриях и департаментах… даже сыновья очень многих купцов находили… что нельзя заниматься торговлею».
Итак, назрел конфликт поколений, носивший отнюдь не только семейный или психолого-педагогический характер. Если бы дело ограничилось семьей и школой, то вряд ли бы этот конфликт получил столь громкий общественный резонанс. Ведь родители во все времена хотят, чтобы дети жили лучше, чем они сами, а дети всегда желают жить иначе, чем родители. Причем, что значит «лучше», сказать трудно, а вот «иначе» – совершенно понятно. В случае с «новыми людьми» все было гораздо серьезнее, поскольку «дети» в самом деле уверовали, что в отсталости России, вообще во всех ее бедах виноваты исключительно «отцы». Это они своей покорностью, безграничным терпением, граничащим с трусостью, довели страну до катастрофического, чуть ли не варварского состояния.
Вообще-то, подобное было вполне в духе наших не самых лучших традиций. Как справедливо говорилось в одной газетной статье 1880-х гг.: «Мы, может быть, единственный в мире народ, который каждое десятилетие или проклинает предыдущие, или с особенной любовью и вниманием доказывает, какие же это были дураки». Как бы то ни было, «новые люди» действительно стремились отрешиться даже от собственного коротенького прошлого. Так, Н. Ножин, сын управляющего конторой двора великого князя Константина Николаевича, окончил Царскосельский (Александровский) лицей, но неожиданно для всех отказался от выгодной должности и уехал учиться в Гейдельбергский университет, заявив родным, что «жить так, как живут они, позорно и преступно». В решительном отказе от наследия «отцов» он был далеко не одинок. Радикалы 1860-х гг. сообща пытались найти альтернативу существующему обществу и видели ее в деятельности «новых людей».
Свою лепту в превращение нигилизма из молодежной фронды в политическое явление внесло и правительство. Запретительные меры, принятые им против «тлетворных идей», чуждых произведений философов, экономистов и писателей, а также против внешнего вида радикальной молодежи, отнюдь не отличались тонкостью и разумностью. Поэтому они имели обратный эффект, в чем можно было заранее не сомневаться. Скажем, в Нижнем Новгороде стриженых барышень в синих очках, круглых шляпах, башлыках и платьях без обязательного кринолина предлагалось препровождать в полицейское управление и брать с них подписку о «не ношении» в дальнейшем столь «вызывающего наряда». В противном случае «преступницам» грозила немедленная административная высылка из города и учреждение над ними строгого контроля (видимо, с заглядыванием под юбки в поисках кринолинов).
Все это спровоцировало усиление нелояльности радикальной молодежи по отношению к существующей власти. Уже в начале 1860-х гг. заметная часть нигилистов открыто стремилась к полному и скорейшему уничтожению традиционного государственного строя, а то и государства вообще. Один из отчетов III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии свидетельствовал: «Из гадкой шалости небольшого числа молодых людей обоего пола, видевших в непризнании наружных общепринятых приличий способ доказать свою самостоятельность, он (нигилизм. – Л.Л.) перешел в положительное учение, преследующее определенные социальные и политические цели. Он уже не только отрицает, но утверждает». Вывод жандармского ведомства дополняет отнюдь не поклонник «голубых мундиров» профессор А.В. Никитенко. В своем дневнике он записывает: «Наши доморощенные либералы виноваты не тем, что думают и составляют предположения о различных свободных учреждениях, о радикальном уничтожении разных аномалий и злоупотреблений, накопившихся у нас издавна, а тем, что считают возможным немедленное осуществление того, что выдумал их ум и желает их либерализм».
Все это имело далеко идущие последствия, во всяком случае, нигилистическое движение и в 1870-х гг. продолжало оказывать сильное влияние на общество, а автономная (вернее альтернативная) культура продолжала закрепляться на российских просторах. Однако прежде чем двигаться дальше, нам предстоит обратиться к еще одной теме, необычайно популярной для конца 1850-х – начала 1860-х гг., теме, взбудоражившей русское общество и имевшей заметное влияние на жизнь страны в последующие десятилетия.
Апостол нигилизма и женский вопрос в России 1860-х годов
Идти так идти, смело, без оглядки, без сожаления.
Д.И. Писарев
А.И. Герцен, говоря о перспективах движения радикалов конца 1850-х – начала 1860-х гг., использовал следующий образ: «Офицеров авангарда должен вести за собой апостол». Подобным апостолом для «офицеров»-нигилистов стал Дмитрий Иванович Писарев. Он родился в 1840 г. в дворянской семье, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и с 1859 г. начал печататься в различных столичных журналах. Арестованный в 1862 г., четыре с половиной года провел в Петропавловской крепости. Его мать, пользуясь высокими знакомствами, добилась для него права писать и печататься, находясь в заключении. В 1868 г., 28 лет от роду, Писарев утонул во время купания, и до сих пор существует мнение, что это был не несчастный случай, а самоубийство человека, доведенного до отчаяния.
