С другой стороны, в 1860-х гг. процесс эмансипации женщин проходил в основном, что естественно, путем подражания. Женщина хотела лишь во всем быть похожей на мужчину – стригла косу, затягивалась папиросой, всячески доказывала, что она может то же, что и «прогрессивный» представитель сильного пола. Однако в массе своей женщины не могли сразу превратиться в «новых людей» Основная причина этого, по словам поэта, переводчика и радикального публициста М.Л. Михайлова, заключалась в том, что «существование в обществе рабства ведет к деморализации эксплуатируемых». Иными словами, испорченный многовековым рабством разум женщины не мог сразу усвоить основной постулат «разумного эгоизма», гласящий, что «расчетливы только добрые поступки».
Обратимся к весьма яркому примеру, подтверждающему вышесказанное. Когда в 1853 г. Николай Гаврилович Чернышевский женился на Ольге Сократовне Васильевой, то он позволил ей самой решать, как жить, вплоть до пошловатых развлечений и эротических связей, которые доставляли муки мужу, но все же не заставляли его требовать от жены соблюдения приличий. Более того, «…если моя жена, – писал Николай Гаврилович, – захочет жить с другим, это для меня все равно. Если у меня будут чужие дети, это для меня все равно, я скажу ей только: когда тебе, друг мой, покажется лучше вернуться ко мне, пожалуйста, возвращайся, не стесняясь нисколько…»
Ольга Сократовна и не думала стесняться. Вопреки ожиданиям мужа, она оставалась равнодушна к своему умственному развитию, понимая свободу весьма упрощенно, и не столько пользовалась, сколько злоупотребляла ею. Она упорно и неизменно проявляла большую склонность к туалетам, балам, театрам, недешевым дачам, породистым лошадям, собственным прогулочным лодкам и т. п. Кроме того, она окружала себя молодыми поклонниками, с которыми, по ее собственным словам, порой «переступала границы кокетства», совершенно не считаясь с чувствами мужа. Чернышевская не отправилась вслед за Николаем Гавриловичем в ссылку, и сделала это вовсе не ради заботы о детях. Их дети после ареста главы семьи жили и воспитывались у ближайшего друга Чернышевского А.Н. Пыпина.
Сосланный же вождь радикалов считал виноватым только себя, поскольку не сумел заинтересовать жену высшими материями, а главное, не удосужился предвидеть последствий своей литературной и общественной деятельности для будущего семьи. Особых лишений его жена и дети, правда, не испытывали, поскольку неплохо жили на гонорары от изданий работ их мужа и отца. Сам же Чернышевский незадолго до смерти признавался: «Вы думаете, что в Сибири мне жилось нехорошо? Я только там и счастлив был». Не потому ли столь неожиданное и горькое признание вырвалось у Николая Гавриловича, что в сибирском далеке он оказался защищен от фортелей и капризов своей ветреной супруги?
Эскизы к портретам
Людмила Петровна Шелгунова
Судьбу этой женщины трудно назвать завидной. Впрочем, судьбы близких к ней мужчин оказались почему-то еще более неудачными. Людмила Петровна Михаэлис родилась в 1832 г. в Перми, а образование получала уже в Петербурге в английском пансионе Лоу. Незадолго до его окончания она познакомилась с подпоручиком Лесного департамента Н.В. Шелгуновым, пробующим себя в журналистике.
Николай Васильевич слыл человеком вдумчивым, обладавшим аналитическим умом, серьезно подходившим к обсуждению разных вопросов, в том числе и женского. Он ничуть не обманывался насчет умственного развития и нравственных качеств большинства представительниц прекрасного пола. «Средняя цифра женщин, – писал он, – не умеют отличить добра от зла, все происходит в них бессознательно, рядом со светлою мыслью стоит глупость, с благородным чувством – подлость, с любовью – мстительность, злость и коварность, с постоянством – ветреность и тщеславие». Жестко, но, согласитесь, трезво, пусть и с чрезмерной долей цинизма.
Шелгунов попытался заранее узнать характер и степень умственного развития Людмилы, для чего просил ее вести и присылать ему дневник, чтобы в спокойной обстановке взвесить «за» и «против» женитьбы на ней. Однако все благие начинания и задумки пошли прахом, поскольку Николай Васильевич, в конце концов, безоглядно влюбился в свою 18-летнюю избранницу. Замечательное, но слепое чувство помешало глубине и ширине трезвого анализа. Поэтому у Шелгуновых получилось не семейное равноправие, а полное главенство жены, которой супруг, в соответствии с новомодными взглядами, предоставил абсолютную свободу.
Первые два года после заключения брака Шелгуновы спокойно жили в тихой Самаре, где Николай Васильевич служил по Лесному ведомству. В 1853 г. они переехали в Петербург, здесь-то и началась настоящая, общественно значимая история их семьи. Пользуясь литературными связями своего мужа, а также брата, Е.П. Михаэлиса, Людмила познакомилась с Н.Г. Чернышевским, Н.А. Добролюбовым, Д.И. Писаревым. Она начала печатать в «передовых» журналах как переводы, так и собственные произведения. И вообще, круговорот столичных удовольствий затянул и закружил нашу героиню.
Самое же главное, что рядом с ней появился завсегдатай литературных журфиксов и «междусобойчиков», талантливый поэт, переводчик и публицист М.Л. Михайлов. Чувство к Людмиле Петровне захватило его целиком и заставило изменить богемный образ жизни, свойственный Михайлову ранее. Довольно легкомысленные интересы и отношения уходят для поэта в прошлое. В 1861 г. Шелгунова ушла от мужа, а через год родила любовнику сына Михаила. Николай же Васильевич предоставил жене возможность наслаждаться жизнью с другим, отстранился, сохранив не только нежность к супруге, но и дружеские чувства к Михайлову. Более того, существуют обоснованные подозрения, что эта дружба оказалась более прочной, чем любовь Людмилы Петровны к поэту.
Во всяком случае, именно Шелгунов настоял на том, чтобы поехать вслед за другом в Сибирь, куда тот был сослан на каторгу за написание прокламации «К молодому поколению» (кстати, вторым ее автором был как раз Шелгунов). Формально супруги ехали проведать и поддержать друга, на самом же деле надеялись каким-то образом устроить ему побег. Жизнь на Нерчинском прииске оказалась для Шелгуновых ожидаемо безотрадной, в чем Николай Васильевич винил только себя. Позже он писал жене: «Мне ужасно стыдно перед тобой, я упросил тебя ехать, ты согласилась, и вот теперь столько терпишь через меня».
Арестовали Шелгуновых прямо на прииске, как-то прознав про их тайные планы. После короткого следствия в Иркутске Николая Васильевича отправили в столицу, в Петропавловскую крепость, а Людмилу Петровну отпустили. Она тут же забыла о несчастном Михайлове и уехала вслед за мужем в Петербург. Здесь она недолго радовала супруга свиданиями в стенах крепости, поскольку поспешила скрыться от российских треволнений в Швейцарии. Тем более что там ее ждал давний (с 1862 г.) любовник, А.А. Серно-Соловьевич. Шелгунова спустя год выслали в Вологодскую губернию, в уездную Тотьму, а Людмила Петровна продолжала блистать среди русской эмигрантской молодежи. От Серно-Соловьевича у нее родился сын Коля, однако счастливый отец, давно отличавшийся неуравновешенностью и нервозностью, постепенно довел себя до серьезного психического заболевания, и их связь с Шелгуновой прервалась на этой печальной ноте.
