Именно здесь она получила неофициальное, но весьма лестное прозвище «принцесса науки». За новые открытия в области определения алгебраического интеграла Парижская академия наук в 1888 г. присвоила ей премию Бордена (за 50 лет существования премии ее присуждали всего 10 раз). Тогда же она полюбила однофамильца своего бывшего мужа Максима Ковалевского, но их чувства вскоре разбились о научное честолюбие Софьи Васильевны.
Европейская слава женщины-математика заставила пошевелиться и российские власти. В ноябре 1889 г. Ковалевскую избрали членом-корреспондентом физико-математического отделения Российской академии наук. В Петербурге она дважды побывала у президента Академии великого князя Константина Константиновича и даже мило завтракала с ним и его женой. Однако, когда Софья Васильевна захотела поучаствовать в заседании академии, ей твердо заявили, что появление женщин на заседаниях «не в традициях» этого серьезного научного заведения.
В январе 1891 г. Ковалевская, обиженная до глубины души и без того не отличавшаяся богатырским здоровьем, умерла от паралича сердца. Ей исполнился всего лишь 41 год, и она была в полном расцвете сил. Похоронили Софью Васильевну на Стокгольмском кладбище.
А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский и их последователи
Каждый мыслящий русский человек нашего времени имеет право на мученический венец.
И.С. Аксаков
Причины возникновения нигилизма, его цели и задачи, пусть и в самом общем виде, надеемся, становятся понятны. Понятно также и то, что на месте отрицания традиций и привычных ценностей очень быстро начинает проклевываться социальный утопизм. Он вообще присущ переломным моментам в жизни общества. В такие периоды он становится отчетливо заметен не только в России, но и на Западе, начиная с ересей времен Реформации и кончая утопическим социализмом первой половины XIX в. Необходимо выяснить, утопизмом какого рода и в какой степени были очарованы молодые российские радикалы-«шестидесятники».
Во второй половине 1850-х гг. Россию ждал очередной для нее перелом, истоки которого делаются заметны еще десятилетием ранее. Именно тогда вопрос о путях и средствах дальнейшего развития страны начал переплетаться с проблемой просвещения общества и народа. Просвещение же (в его классическом, французском варианте) являлось течением чрезвычайно сложным, которым долгое время руководствовались и консерваторы, и либералы, и радикалы. Первые из них надеялись с помощью просвещения укрепить основы традиционного режима, убедив сограждан осознанно, исходя из достижений науки и подсказок здравого смысла, поддержать ценности самодержавной монархии.
Либералы желали убедить общество в том, что прогресс и наука призывают все страны и народы ориентироваться на ценности либерально-демократические, а потому России в перспективе предназначен тот же путь, что и ведущим государствам Западной Европы. Радикалы же стремились вывести из просвещения совершенно иное. Они разделяли интерес либералов к достижениям науки, поддерживали их призывы к отмене крепостного права и появлению в стране представительного правления, но главное для радикалов заключалось все же в другом.
Они проповедовали просвещение не только и не столько в смысле освоения и передачи знаний, сколько видели в нем средство, которое должно было способствовать становлению свободной личности. Недаром именно о проблемах воспитания молодежи неоднократно писали знаменитые публицисты и литераторы Н.Г. Чернышевский, Н.В. Шелгунов, М.Л. Михайлов, известный хирург Н.И. Пирогов, педагог К.Д. Ушинский. Вроде бы и здесь особой разницы в желаниях либералов и радикалов не наблюдалось. Однако понимание ими свободы личности было далеко не одинаковым. Один из основоположников классической немецкой философии И. Кант писал: «Просвещение – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия… Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого… Имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения». В общем-то под такими словами, пусть и с осторожными оговорками, подписались бы самые заядлые либералы.
Однако для радикалов новая, если хотите, сущность Просвещения заключалась не только в распространении знаний и пользовании ими по собственному разумению, а в развитии активности человеческого разума. Он, с их точки зрения, должен не просто усваивать преподнесенные ему истины, но осознавать свое суверенное положение, свое естественное право судить, принимать или отбрасывать предлагаемые ему истины. Вот что имели в виду наиболее интересные представители радикального лагеря, когда призывали не доверять безоглядно авторитетам. Наступало время сочетания борьбы против невежества, желания сеять «разумное, доброе, вечное», с одной стороны, и развития самостоятельности ума и критики существующего строя, существующего миропорядка – с другой. На российской почве клубок неоднозначных просветительских идей заматывался все туже, а сама тяга к просвещению делалась все актуальнее.
Оставивший далеко позади социалистические идеалы юности Ф.М. Достоевский писал: «Наше время – время роста и воспитания, самосознания, время нравственного развития, которого нам еще слишком недостает. Просвещения, просвещения во что бы то ни стало, как можно скорее». Революционеры, ратовавшие внешне за то же, что и великий писатель, рассматривали просвещение как фактор, имеющий непосредственное общественное значение, ведущий в конечном итоге к радикальному преобразованию общества. С их точки зрения, эпоха ждала не просто просветителя, но просветителя-деятеля, просветителя-преобразователя, который начертал бы программу коренной перестройки общественных отношений и сформулировал новую систему ценностей. Таким образом, вопросы: что делать? как жить? как переделать саму жизнь? – приобретали для них характер проблемы дальнейшего существования страны.
Вот и Н.В. Гоголь задолго до Достоевского то ли сетовал, то ли призывал: «Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? Кто, зная все силы и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановением мог бы устремить на высокую жизнь русского человека?» Он возлагал свои надежды то на правительство, то на промышленников, но те не спешили оправдывать их. Революционеры же, ничтоже сумняшеся, выдвинули собственную концепцию просвещения сограждан, превратившуюся для них в план перестройки социально-политических основ России. Остановимся на позициях лишь основных авторов этой концепции.
Общественно-политической деятельности и теоретическим взглядам А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского посвящено огромное количество научной и научно-популярной литературы. Поэтому в данной книге есть смысл поговорить лишь о теории «русского (общинного) социализма», разработанной ими в 1850-х – начале 1860-х гг., и оказавшей решающее влияние на становление народнического движения. Основные ее постулаты первоначально сформулировал Герцен в статьях «Россия», «Русский народ и социализм», «О развитии революционных идей в России», изданных за границей. Правда, пришел он к этим постулатам далеко не сразу.
На Александра Ивановича, как известно, огромное впечатление произвела революция 1848 г. во Франции. Подобно многим социалистам Восточной Европы, Герцен в 1840-х гг. напряженно ожидал «света с Запада». Иначе говоря, по его мнению, население ведущих стран Европы имело все шансы осознать не только социальную несправедливость капиталистического строя, но и его экономическую несостоятельность. Поэтому очередная революция в этих странах просто обязана была носить социалистический характер, показав тем самым пример остальным народам континента. На деле же оказалось, что революции могут быть не только антифеодальными или социалистическими, но и буржуазно-демократическими. В ходе последних к власти в стране приходят более широкие слои буржуазии, а социально-политическая составляющая режима при этом практически не меняется.
