Ясно одно – «Искра» становилась одним из главных рупоров общественного мнения. Читатели буквально набрасывались на каждый новый номер журнала в поиске острых и злободневных статей, карикатур и стихотворений (картина знакомая и знаковая для любой российской «оттепели» или «перестройки»). «Искру» не без оснований считали своеобразным филиалом «Современника» Н.А. Некрасова и Н.Г. Чернышевского, а после запрещения журнала филиалом «Отечественных записок», перешедших в руки Некрасова. По словам плодовитого писателя П.Д. Боборыкина, «Искра» начала играть роль герценовского «Колокола» в Петербурге, а Курочкина называли «председателем суда общественного мнения». Наверное, это было самое счастливое время в жизни Василия Степановича, хотя ему приходилось в те годы постоянно отбиваться не только от цензуры, но и от всевозможных противников справа и слева, прилежно не обходивших «Искру» своим вниманием.
Радикальность его общественной позиции выразилась и в том, что с осени 1861 г. он не просто вступил в организацию «Земля и воля», но и стал членом ее Центрального комитета, наряду с Н.А. и А.А. Серно-Соловьевичами, А.А. Слепцовым и Н.Н. Обручевым. Вскоре после этого Курочкиным начала активно интересоваться полиция. В марте 1862 г. на его квартире производится обыск в связи с делом о распространении портрета недавно арестованного поэта М.Л. Михайлова. В 1863 г. его квартиру снова обыскивают, на этот раз в связи с появлением второго номера прокламации «Свобода». Наконец, с октября 1865 г. Курочкин отдан под «постоянный и бдительный» негласный надзор полиции по подозрению в распространении идей нигилизма.
Вряд ли стоит удивляться тому, что после выстрела Д.В. Каракозова в императора Александра II 4 апреля 1866 г. Василий Степанович был арестован и более двух месяцев провел в Петропавловской крепости. В каракозовском деле он никак не был замешан, но его арест явился частью вспыхнувшей с новой силой войны властей с журналистикой, «вступившей на ложный путь» (в полицейском досье значилось около 100 имен «неблагонадежных» русских литераторов). В полицейском досье, собранном на Курочкина, без обиняков говорилось: «Нигилист и мало дает надежды на исправление».
Действительно, он и в конце 1860-х гг. оставался на прежних позициях и отступать с них не собирался. Уже упоминавшийся Боборыкин вспоминал: «Я помнил его (Курочкина. – Л.Л.) очень свежим, с мягкими блестящими глазами и благообразной бородой, с некоторым изяществом в туалете и той особенной бойкой посадкой головы, какую тогда… имели люди, веровавшие в свою прогрессивную звезду». Вот эта-то вера и была отнята у нашего героя в начале 1870-х гг.
В 1873 г. «Искра» оказалась окончательно запрещена, и от такого удара Василий Степанович оправиться не смог. Он как-то сразу постарел, стал рассеянным, угрюмым, желчным и…сильно пьющим. Умер поэт через два года после закрытия своего любимого детища, не дожив до 45-летия. Говорят, что врач, лечивший его, по ошибке впрыснул больному слишком большую дозу морфия – главного в те годы болеутоляющего средства. Кто знает, кто знает…
Похороны Курочкина, состоявшиеся 17 августа 1875 г., общественным событием не стали. За его гробом шли всего 30–40 человек.
Николай Васильевич Соколов
Писать стихов в 10-летнем возрасте Николай Васильевич не удосужился, но в остальном жизненный путь этого нашего героя во многом напоминает судьбу его единомышленника, поэта-радикала Курочкина. Соколов родился в 1832 г. в семье потомственного дворянина, офицера-гвардейца, а потому другой карьеры, кроме военной, отец для своего сына не представлял. Неудивительно, что в 1845 г. Николай становится учащимся Александровского кадетского корпуса, а затем – Дворянского полка в Брест-Литовске. Его-то он и заканчивает в 1853 г. Видимо, Соколов зарекомендовал себя как перспективный молодой офицер, во всяком случае, в 1855 г. его принимают в Академию Генерального штаба. Еще обучаясь в ней, он в 1858 г. участвовал в боевых действиях против Шамиля на Кавказе.
Его карьера военного и в дальнейшем развивалась вполне успешно, так что о каком-то неудовольствии начальства или, наоборот, об обиде на него Николая Васильевича говорить не приходится. В 1859 г. он назначается адъютантом Генерального штаба в войсках Восточной Сибири, а вскоре и вообще отправляется в Пекин в распоряжение генерала Н.П. Игнатьева, выполнявшего важную дипломатическую миссию в Китае. К тому времени Соколов уже выслужил чин подполковника Генерального штаба, и для него на этой стезе все только начиналось. Однако переломы и вывихи судьбы человек, как известно, предсказать не в состоянии. Он может только пытаться противостоять им или безропотно подчиниться тому, что уготовано свыше.
В 1860 г. Николай Васильевич получает 6-месячный отпуск и решает поближе познакомиться с постоянно манящей образованных россиян жизнью Западной Европы. Подобные знакомства, порой граничившие с потрясением, многих из них, как мы знаем, заставляли совершать странные, необъяснимые, с точки зрения житейской логики, поступки. Вот и Соколов не устоял перед то ли соблазном, то ли мороком сравнения России и Европы. Во Франции он близко сошелся с П.Ж. Прудоном и сделался убежденным последователем знаменитого анархиста. После этого военная служба на благо самодержавного государства, давящего независимую мысль и не признающего прав подданных, приходит в непримиримое противоречие с его новыми убеждениями. В 1862 г. Соколов неожиданно для всех вышел в отставку и начал сотрудничать в разных журналах.
Публицистические статьи Николая Васильевича, хотя и были замечены радикальными читателями, знаковым событием в общественной жизни страны не сделались. Публика его имени не запомнила, тем более что с 1863 по 1865 г. он вновь проживает за границей. Даже изданная им там в 1864 г. работа «Социальная революция» мало что изменила. Во-первых, книга была напечатана только в 1868 г., да еще и в далеком Берне. Во-вторых, и это главное, она представлялась вторичной по сравнению с работами того же Прудона или Герцена. О Герцене, в связи с Соколовым, упомянуть не лишне, поскольку во время своего второго вояжа за границу Николай Васильевич не только познакомился со знаменитым русским революционером-эмигрантом, но даже давал уроки его дочерям.
Зато следующее публицистическое произведение, написанное Соколовым совместно с известным журналистом В.А. Зайцевым и названное ими «Отщепенцы», получило среди «новых людей» широкую известность. Что же выделило эту книгу из общего ряда подобных работ? По мнению авторов, история человечества представляла из себя непрерывную цепь борьбы угнетателей и угнетенных. «Угнетатели, – говорилось в “Отщепенцах”, – это рыцари меркантилизма, феодалы торгашества, сеньоры капитала, бездельники и плуты. Угнетенные – те же рабы, крепостные под именем пролетариев… Они работают и ничего не имеют… Они содержат общество и находятся в глубоком презрении».
Кто же активно и по всем пунктам противостоял и противостоит этим «феодалам торгашества»? Авторы дают на данный вопрос недвусмысленный ответ: «Отщепенцы те, которые делали все и ничем не сделались; которые учились всему… и не приобрели ни чина, ни диплома, ни привилегии, ни ученой степени… Отщепенцы – стихийные безумцы, восторженные труженики, которые проедают свои гроши и проживают жизнь, отыскивая причины общественных зол и бедствий, проповедуя вечную республику, блаженное социальное устройство, личную свободу, гражданскую солидарность, экономическую правду…
