Первая вершина экстремизма. С.Г. Нечаев
Обычно тот, кто плюет на Бога, плюет сначала на человека.
И. Бродский
Зимой 1868 г. на сходках и вечеринках петербургского студенчества появился некто Сергей Геннадьевич Нечаев, учитель закона Божьего и одновременно вольнослушатель Петербургского университета. Худенькому, нервному, с резкими жестами молодому человеку студенческие споры по поводу учреждения касс взаимопомощи, предоставлении права на сходки и заведение общественных кухмистерских казались детским лепетом, игрой, не стоящей внимания серьезных людей. С появлением общественных касс и кухмистерских жизнь студентов, по его мнению, радикально улучшиться не могла. Надо выходить на демонстрации против самого монархического режима. За этим неизбежно должны были последовать репрессии и высылка студентов на родину. В ответ на жестокость правительства волнения распространятся на все учебные заведения империи, за этим последуют новые гонения и еще более сильный протест со стороны молодежи. В конце концов подобная борьба может и должна породить народный бунт, сметающий ненавистный режим.
Высмеянный за пустые и несвоевременные призывы вожаками петербургского студенчества, Нечаев запустил миф о своем крестьянском происхождении, тяжелом труде с малых лет, поздней грамотности, пытаясь таким образом возвыситься над ничего не знающей о жизни народа молодой интеллигенцией. Но и это не помогло, срочно требовалось что-то более действенное. В его голове зрел замысел создания в России многочисленной тайной организации, в которой кружки и отдельные «пятерки» членов подчинялись бы единому центру (Комитету) во главе с решительным руководителем, то есть с самим Нечаевым. Причем Комитет нужно было создать обязательно к началу 1870 г., когда истекал 9-летний срок временнообязанных отношений крестьян с помещиками и когда, по расчетам революционеров, окончательно осознавшие обман реформы селяне должны были подняться «в топоры» против агентов правительства.
Нечаев начал не с поисков единомышленников и объединения их в подпольный кружок, а с выстраивания героической биографии, вернее автобиографии, революционного вожака и создания вокруг его имени ореола героики и таинственности. Прежде всего он отомстил вожакам столичного студенчества, отправив им по почте провокационные письма и прокламации, чем привлек к фигурам своих оппонентов и критиков внимание полиции. Тем самым Нечаев надеялся подвергнуть их репрессиям и «вычеркнуть их из обычной колеи» студенческого движения. Причем делал он это, по его словам, не из пошлой мести, а для пользы самих студенческих лидеров, дабы выковать из них несгибаемых революционеров. А вскоре Сергей Геннадьевич скрылся от всех знакомых, но прежде подбросил им записку о том, что его арестовали и везут в Петропавловскую крепость.
Затем он появился в Москве, утверждая, что ему удалось бежать из крепости, а потому он должен срочно скрыться за границей. В марте 1869 г. Сергей Геннадьевич пребывает уже в Швейцарии, где пытается получить деньги на революционное «дело» из так называемого «бахметьевского фонда», распорядителями которого являлись Герцен и Огарев. Заметим, что после побега за границу он распустил слух, будто бы Нечаева по пути в сибирскую ссылку задушили жандармы, однако волны общественного возмущения сообщение, к его удивлению, не вызвало.
Герцен молодому радикалу не поверил, более того, отверг его рассказы о широком радикальном движении в России и необходимости действовать безотлагательно, справедливо сочтя их ложью. «Дикие призывы, – писал он, – к тому, чтобы закрыть книгу, оставить науку – и идти на какой-то бессмысленный бой разрушения, принадлежат к самой неистовой демагогии… Я не верю в серьезность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию и сделкам. Проповедь нужна людям, проповедь неустанная, ежеминутная проповедь, равно обращенная к работнику и хозяину, к земледельцу и мещанину».
Зато Огарев и Бакунин, очарованные Нечаевым, предоставили ему значительную сумму из упомянутого фонда. В Швейцарии тот издал несколько прокламаций, выслав их по случайным российским адресам, чем обеспечил ничего не подозревающим людям неприятности с полицией (ситуация нам уже знакомая). Этого настоятельно, по мнению Сергея Геннадьевича, требовало «дело», поскольку «ничто так не революционизирует человека, как ночь, безвинно проведенная в полицейском участке». Главное же, Сергей Геннадьевич издал в Швейцарии две брошюры: «Народная расправа» и «Катехизис революционера». Даже одному из соавторов «Катехизиса» Бакунину тот показался «катехизисом» не революционеров, а «абреков» (что не помешало Михаилу Александровичу до поры поддерживать молодого друга, или, как он его называл, «тигренка», во всех его начинаниях). Впрочем, о «Катехизисе» мы поговорим чуть позже, пока же поинтересуемся политическими целями Нечаева.
Новая, социалистическая Россия, по его представлениям, должна была выглядеть следующим образом. После переворота революционная партия буквально все объявляет общественным достоянием и повсеместно организует рабочие артели. Для тех, кто не захочет в них вступить, будут закрыты общественные столовые, общественные спальни (!) и все виды общественного транспорта. Они остаются без средств к существованию и оказываются перед альтернативой: или труд, или голодная смерть. Каждая артель выбирает оценщика, который фиксирует количество произведенного и потребленного данным коллективом. Все эти сведения стекаются в «Контору», стоящую над группой артелей; обществом же в целом управляет неизвестно как образовавшийся «Комитет». Физический труд становится обязателен для всех, кроме занятых управлением, науками или искусством.
Но и люди, занятые ими, обязаны представлять в соответствующие «конторы» планы своих начинаний и получать одобрение этих планов «свыше». Дети с младых ногтей, ради установления равных возможностей для их развития, оказываются в особых трудовых школах. Матери могут воспитывать их и самостоятельно, но при этом должны отрабатывать определенное количество часов на пользу общества. Основным лозунгом подобного «земного рая» должна была стать следующая сентенция: производить как можно больше, а потреблять как можно меньше. Молодые экстремисты, как мы видим, по-своему «развили» учение Чернышевского о социалистическом обществе.
Проект Нечаева – прекрасный образчик казенного или, по выражению Герцена, «первобытного» коммунизма, но, если вы заметили, – это только набросок плана, абрис будущего общества. Более детально разработанного проекта Нечаев так никогда и не представил, считая подобный труд совершенно излишним, что для экстремистов 1860-х гг. вообще весьма характерно. Они были больше озабочены разрушением существующего строя, подготовкой, так сказать, «стройплощадки» для возведения кем-то после них нового здания всеобщей справедливости и неизбывного счастья. «Мы считаем, – писал в 1869 г. Нечаев, – дело разрушения настолько громадной и трудной задачей, что отдадим ему все наши силы, и не хотим обманывать себя мечтой о том, что у нас хватит сил и умения на созидание. А потому мы берем на себя исключительно разрушение существующего строя, созидать не наше дело, а других, за нами следующих». Поэтому для него было совершенно неважно, каким окажется облик «свободной» России: станет ли она неким государственным зданием или произойдет добровольное объединение общин и артелей, существующих независимо друг от друга и свободно обменивающихся продуктами своего труда без участия каких бы то ни было государственных структур.
