Еще более сильное впечатление на современников произвел начавшийся 11 октября 1877 г. крупнейший в истории России политический судебный процесс, получивший название «процесс 193-х». Именно на нем судили участников «хождения в народ» 1874–1875 гг. Заседания суда были объявлены открытыми, но помещение для них выбрали настолько тесное, что посторонней публики в зале практически не было. Из-за размеров помещения суд счел возможным разделить обвиняемых на 17 групп и слушать их дела раздельно. Юридическое шулерство было сразу же разоблачено обвиняемыми, и 120 из них решили бойкотировать заседания и судиться заочно. Один из «протестантов», Ф.Н. Лермонтов, вообще предложил сенаторам «вместо всякого другого, лучше прочитать сегодня же окончательный приговор, который, вероятно, уже давно заготовлен у суда». Отметили подсудимые и то, что, несмотря на закон, материалы суда или вообще не появлялись в прессе, или печатались в совершенно искаженном виде. Резкие перепалки между обвиняемыми и членами суда продолжались до тех пор, пока «протестантов» не перестали водить на заседания. Ничего подобного в истории царской юстиции не было ни до, ни после этого процесса.
Самое впечатляющее противостояние судимых радикалов и членов суда, представлявших власть, произошло во время заключительного слова (вернее, речи) И.Н. Мышкина. Шестьдесят раз (!) председатель суда прерывал, одергивал выступающего, грозил лишить слова, а в конце концов приказал вывести его из зала. Жандармы попытались пробиться к оратору, но товарищи, загородив его, дали Мышкину возможность закончить речь. После этого жандармы вытащили его через головы других обвиняемых, а подсудимый С. Стопани бросился к судьям с криком: «Это не суд! Мерзавцы! Я вас презираю, негодяи, холопы!» Д. Рогачев подбежал к решетке, отделявшей скамью подсудимых от публики, и начал трясти ее с огромной силой. Несколько женщин в зале упали в обморок, защитник Карабчевский бросился на жандармского офицера, замахнувшись графином с водой. Кончилось тем, что председатель суда бежал из зала, впопыхах забыв объявить о закрытии заседания, а прокурор Желеховский только и смог выговорить: «Это чистая революция». Ну, революция, не революция, а скандал получился знатный.
Приговор по делу «193-х» был объявлен 20 сентября 1878 г. Четверо пропагандистов приговаривались к каторжным работам сроком на 10 лет, пятеро – на 9 лет, 56 человек – к разным срокам каторжных работ, еще 30 человек – к менее тяжким наказаниям. 98 обвиняемых после 2—3-летнего тюремного заключения оказались оправданы за отсутствием состава преступления, то есть отсидели в одиночках совершенно напрасно. Приговор не удовлетворил Министерство юстиции, и радикалов, не успевших перейти на нелегальное положение, выслали административно, то есть без суда, в «места не столь отдаленные». Приговор поразил иностранных наблюдателей, не привыкших к вывертам и сюрпризам российской Фемиды. Корреспондент лондонской «Таймс» в Петербурге писал: «Я слышу пока только, что один прочел Лассаля, другой вез с собой в вагоне “Капитал” Маркса, третий просто передал какую-то книгу своему товарищу. Что же во всем этом политического, угрожающего государственной безопасности?» Он не понял, что в России власти угрожало все, выходившее за рамки, ею же установленные.
«Процесс 193-х», можно сказать, подвел черту под движением народничества в первой половине 1870-х гг. Существенно то, что правительство явно проиграло схватку с революционерами, во всяком случае в чисто моральном плане. Обществу стало ясно, что эта романтически настроенная молодежь, пытавшаяся пусть и достаточно наивно, просветить крестьянские массы, рассматривалась властью как серьезная политическая сила. Снисхождение, с которым общество до этого смотрело на народнические затеи, сменилось доброжелательным интересом, а позже и прямой поддержкой радикалов. Что же касается собственно «хождения в народ», то ему трудно дать однозначную оценку.
С одной стороны, крестьяне не поняли и не могли понять отвлеченных разговоров «пропагаторов» о социализме, всеобщем равенстве, уничтожении государства и т. п. Не оправдал себя и метод так называемой «летучей пропаганды» (разговоров с крестьянами, случайно встреченными революционерами по пути своего следования, раздача им прокламаций и брошюр, которые потом шли у селян главным образом на самокрутки). Наконец, оказалась наивной борьба неорганизованной молодежи с машиной царского сыска и жандармерии. Иными словами, сиюминутные надежды народников на скорое и повсеместное народное восстание или хотя бы на доброжелательную поддержку крестьянами социалистических идей оказались обманутыми.
С другой стороны, «хождение в народ» дало мощный толчок развитию революционной практики, заставив радикалов пересмотреть свои тактические установки. Не будем забывать и о том, что в народнических кружках начала 1870-х гг. начинали свой путь многие видные деятели движения, определившие его характер во второй половине 1870-х – начале 1880-х гг.: А. Желябов, С. Перовская, Н. Морозов, Л. Тихомиров, Н. Бух, В. Засулич, М. Фроленко. Ал. Михайлов и др. О преемственности движения, внутренней логике его развития очень точно отозвался писатель и современник событий В.Г. Короленко. «В большом процессе (“процесс 193-х”. – Л.Л.), – писал он, – наивные идеалисты и мечтатели ругались, потрясали решетками, наводили ужас на судей. Это было в семьдесят восьмом году. А через два года, перед теми же сенаторами, безупречно одетые в черные пары и в крахмальных воротничках Александр Квятковский, а потом Желябов давали в корректнейшей форме показания: “Я имел честь объяснить суду, что бомба, назначенная для покушения на императора, была приготовлена так-то и состояла из следующих частей…”»
Однако покамест дело до бомб еще не дошло. В середине 1870-х гг. они казались лишь весьма малореальной, можно сказать, призрачной возможностью.
Эскизы к портретам
Марк Андреевич Натансон
Марка Андреевича Натансона друзья называли «Иваном Калитой» народнического движения из-за его постоянных и достаточно успешных попыток собрать и объединить в кружках и обществах разрозненные силы радикалов. Он родился в 1851 г. в скромной мещанской семье и после окончания гимназии учился в Петербургской медико-хирургической академии, а потом – в Земледельческом институте, где стал одним из руководителей студенческого движения в столице.
Что можно сказать о судьбе человека, которого аресты каждый раз вырывали из рядов созданных им революционных кружков и обществ в момент их становления или начала активной деятельности? Подивиться удивительной изломанности линии его жизни или посочувствовать столь неудачно складывавшимся обстоятельствам? Но Марк Андреевич был почему-то счастлив на протяжении всех 50 лет своего служения делу революции.
Все началось в 1869 г., когда 19-летний Марк Натансон, студент столичной Медико-хирургической академии, смело вступил в бой против набиравшего силу Сергея Нечаева. В ответ на темпераментное и обманчиво-соблазнительное выступление последнего, призывавшее студентов идти в народ и немедленно бунтовать его против царизма, Марк спокойно предложил на каникулах провести в деревнях анкету с целью выяснения готовности крестьян к бунту. В общем, расчеты Нечаева на то, что ему удастся возглавить студенческое движение в Петербурге, были сорваны.
