Однако в Воронеже «Земля и воля» существовать еще не перестала. Здесь был заключен некий компромисс, хотя все понимали, что его достанет в лучшем случае на несколько месяцев. Так оно и произошло. Уже к концу лета 1879 г. настроение в организации определилось окончательно и бесповоротно. В умах землевольцев, по словам Фроленко, воцарилась следующая формула: лучше полюбовно расстаться, чем, враждуя, дружить. В августе того же года в Петербурге был решен вопрос о разделе имущества и самого названия «Земля и воля». Партийная касса и оборудование типографии поделили поровну. «Деревенщики» для названия своей фракции выбрали «землю» и стали называться «Черным переделом». «Политикам» досталась «воля», и потому их организация получила название «Народная воля».
Что можно сказать по поводу распада «Земли и воли»? Прежде всего то, что жизнь вновь указывала радикалам на несоответствие народнических теорий реалиям российской жизни. Именно это заставляло революционную мысль и практику метаться, искать новые варианты, позволявшие России, по мнению радикалов, выйти на путь прогресса. Ближайшие цели народнического движения вырисовывались достаточно ясно: передача власти в руки трудящихся и передача земли в руки крестьянства. Сами цели представлялись благородными и возражений не вызывали. Дело было только в средствах борьбы с режимом и времени применения этих средств.
Эскизы к портретам
Александр Дмитриевич Михайлов
Александр Михайлов родился в семье небогатого курского помещика и получил хорошее домашнее образование. В 1875 г. он поступил в Технологический институт в Петербурге, но вскоре за участие в студенческих волнениях был выслан на родину в Путивль. Осенью 1876 г. Михайлов попытался продолжить высшее образование, однако не сумел поступить в Горный институт, а потому стал вольнослушателем математического факультета Петербургского университета. Правда, к этому времени увлечение науками отошло у него на второй план, поскольку Александр вступил в ряды «Земли и воли», а вскоре стал одним из ее руководителей.
Весной 1879 г. он ушел «в народ», жил среди саратовских раскольников спасовского толка, надеясь преобразовать старообрядчество в новую революционную религию. Работа среди старообрядцев отличалась особой спецификой и оказалась очень непростой. «Мне пришлось, – вспоминал Михайлов, – сделаться буквально старовером, пришлось взять себя в ежовые рукавицы, ломать себя с ног до головы… кто знает староверов, тот понимает, что это значит… исполнять десять миллионов китайских церемоний и исполнять их естественно». Из затеи с созданием революционной религии путем соединения старообрядчества и социализма, естественно, ничего не вышло, но Михайлова это не разочаровало и не остановило.
Постепенно он сделался незаменимым для «Земли и воли» и «Народной воли» человеком. У него обнаружился специфический и едва ли не врожденный талант. Михайлов был не просто осторожен и неуловим, он являлся символом осторожности и неуловимости. Он знал в лицо большинство столичных филеров, помнил наизусть проходные дворы и петербургские здания с несколькими входами-выходами. Поэтому ему ничего не стоило при случае спасти нелегала от слежки. Один из таких спасенных Михайловым вспоминал, как он, почти отчаявшись отделаться от наблюдения со стороны филеров, «встретил Александра Дмитриевича и, проходя мимо, шепнул: “Меня ловят”. Тот, не оборачиваясь, ответил: “Номер 37, во двор, через двор на Фонтанку, номер 50, во двор, догоню…”» Преследуемый полицией нелегал точно выполнил инструкции и вышел во двор дома 50 на Фонтанке. Там его уже ждал Михайлов, последовал еще один проходной двор, переулок, и погоня отстала.
Наш герой поставил перед собой задачу добиться бесперебойной работы всех важнейших узлов тайного общества, то есть наладить систему сложнейшей конспирации (шифры, сигналы опасности, пароли и т. п.). Только это являлось бы гарантией успешной деятельности руководства «Земли и воли» и «Народной воли», их типографий, да и каждого члена организации. И Михайлов добился своего, хотя иногда приходилось спорить и даже ругаться с товарищами, недовольными излишними, с их точки зрения, строгостями. За стремление к четкому порядку и соблюдению жесткой конспирации они дали своему «ангелу-хранителю» прозвище Дворник. Правда, литературных и подпольных псевдонимов у Михайлова и без того хватало: Петр Иванович, Безменов, Иван Васильевич.
Он сумел наладить работу мастерской по изготовлению фальшивых документов, получившей у товарищей название «небесной канцелярии», сам подбирал квартиры для руководителей подпольных организаций, помещения для типографий, наладил связь с полицейским писарем В.Д. Березневским – предшественником на посту контрагента от революции Н.В. Клеточникова (о котором расскажем чуть позже). Александр Дмитриевич добывал средства для работы организации, устанавливал контакты с сочувствующими народникам либералами, поддерживал связи с кружками рабочих. Впрочем, не чурался и прямого участия в революционных акциях. Именно Михайлов выслеживал генерала Мезенцева и был сигнальщиком в день покушения Кравчинского на главного жандарма России; готовил покушение на сменившего Мезенцева генерала Дрентельна; помогал Соловьеву подготовить покушение на Александра II; работал в подкопе на окраине Москвы, когда здесь пытались взорвать царский поезд.
Л.А. Тихомиров, принятый в члены «Земли и воли», кстати, опять-таки Михайловым, вспоминал: «Душой организации был Александр Михайлов. Он всех объединял, везде бегал, все знал, все направлял». Другой их товарищ дополнял Тихомирова: «Александр Михайлов был всегда в курсе не только всех комитетских дел, но и работы каждого отдельного члена его, и не только работы, но и приемов, способов действия, его привычек и слабых сторон его характера… Может быть, удачное исполнение Михайловым этой повседневной задачи контроля над целостностью и безопасностью квартир Исполнительного Комитета и самих его членов указывало на то, что тайная организация не может и не должна оставаться без контролирующей и наблюдающей силы; но после исчезновения с исторической сцены Александра Михайлова эта мера не была осуществлена…»
А арест нашего героя 28 ноября 1880 г. был все-таки следствием его необъяснимой неосторожности, с одной стороны, и горячего желания исполнить свой долг – с другой. Считая своей обязанностью сбор материалов по истории народнического движения, он заказал в фотоателье на Невском проспекте фотографии казненных товарищей. К несчастью, полиция именно в этом заведении заказывала фото всех арестованных государственных преступников, и хозяин его сразу понял, чьи фотографии пытается заказать незнакомец. О просьбе Михайлова сообщили в Департамент полиции. Когда он пришел за заказом, работники фотоателье должны были задержать его до появления полиции. Жена хозяина ателье сумела предупредить об этом Михайлова. Ему удалось скрыться, но через несколько дней он все же зашел за фото и попал в засаду.
Судили Александра Михайловича в феврале 1882 г. на «процессе 20-ти». Умер он в одном из равелинов Петропавловской крепости в марте 1884 г. от отека легких, сумев до этого передать на волю удивительное по силе убежденности и любви к единомышленникам завещание. В нем, в частности, говорилось:
