Работа же в деревне, по свидетельству А. Корбы, шла следующим образом: «Главное – побольше прокламаций к народу, разъясняющих деятельность партии». Иными словами, пропаганда народовольцев не была систематической и велась, как правило, не оправдавшим себя ранее и осужденным еще «Землей и волей» «летучим» методом, при котором литература раздавалась случайным встречным, а то и вовсе разбрасывалась вблизи крупных сел и вдоль больших дорог. В результате политические идеалы «Народной воли» остались почти неизвестны деревне или не были поняты ею. Аграрные же требования партии не могли не встретить сочувствия крестьян, но и они не были поддержаны деревней в должной мере.
Террористическая же борьба «Народной воли»… Давайте начнем с того, что из 500 активных членов партии (общее число народовольцев и сочувствующих им доходило до 4–5 тысяч человек) этим видом борьбы постоянно и вплотную занимались 35–40 радикалов. Кроме того, для революционеров конца 1870-х гг. террор был деятельностью не столько разрушающей, сколько несущей в себе созидательное начало. Цареубийство, по их расчетам, должно было стать лишь первым звеном в длинной цепи политических и социальных изменений.
Террор «Народной воли» был вызван не только особенностями мировоззрения российской радикальной интеллигенции, но и объективными обстоятельствами – полным политическим бесправием граждан, полицейским произволом и связанными с ними репрессиями против инакомыслящих. Отмечая и особо подчеркивая данное обстоятельство, газета «Народная воля» писала по поводу убийства президента США Д.А. Гарфильда следующее: «В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей, – в такой стране политическое убийство как средство борьбы – есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своей задачей».
Понимая уникальность ситуации, складывавшейся в империи, террор народников поддерживали и в принципе скептически относившиеся к нему основоположники марксизма. «Политическое убийство, – писал Ф. Энгельс, – единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты от агентов неслыханно деспотического режима (имеется в виду именно самодержавный режим в России. – Л.Л.)». Давайте посмотрим, во что конкретно превратились эти соображения в народовольческой практике.
Поздней осенью 1879 г. на 14-й версте железнодорожного пути близ Одессы появился новый сторож с супругой. Обычный человек крестьянского вида, средних лет, особых примет не имевший. В то же время сторож был не совсем обычным, поскольку явился к начальнику дистанции с запиской от барона Унгерн-Штерберга, влиятельного лица на Юго-Западной железной дороге и к тому же зятя генерал-губернатора края Э.И. Тотлебена. По слухам, новый сторож раньше служил в дворниках у одной знатной дамы, которая, узнав, что его жена страдает туберкулезом, попросила барона дать ее слуге работу на свежем воздухе. Барон черкнул записку, и все устроилось… к удовольствию ИК «Народной воли».
Дело в том, что именно его члены решили организовать покушение на жизнь императора при очередном возвращении того из Крыма в столицу. Как позже установило следствие, сторожем на железной дороге оказался член ИК Михаил Фроленко, его «женой» – тоже член ИК Татьяна Лебедева, а «знатной дамой», побывавшей с визитом у Унгерн-Штерберга, – еще один из руководителей «Народной воли» Вера Фигнер. Операция по внедрению и подготовке покушения прошла успешно, вот только императорский поезд проследовал не через Одессу, а на Александровск.
Здесь его ожидала другая группа народовольцев во главе с Желябовым. В начале ноября 1879 г. в городскую управу Александровска обратился приезжий купец Черемисов с просьбой отвести ему в аренду участок земли для постройки кожевенного завода. Устраивался Черемисов солидно – привез жену, купил повозку, лошадь, вызвал землемера, обсуждал с жившими у него мастеровыми планы строительства завода. Дел, особенно потаенных, было действительно много: предстояло просверлить железнодорожную насыпь, заложить мины, протянуть провода от них в укромное место. «Купец Черемисов» – Андрей Желябов – выбивался из сил. Его «жена», Анна Якимова, слышала по ночам, как он выкрикивал: «Прячь провода, прячь!». 18 ноября 1879 г. долгожданный царский поезд вынырнул из-за поворота. Кто-то скомандовал: «Жарь!», Желябов соединил провода и… ничего. Не сработала электрическая цепь взрывателя. Мелькнули вагоны, простучали на стыках колеса, поезд исчез…
Теперь надежды оставались только на группу Перовской, готовившую покушение на окраине Москвы. Изображавшие семейную пару Гартман и Перовская поселились в домике на Рогожско-Симоновской заставе (позже – Застава Ильича). Семь километров до Москвы, тут уж железнодорожным сторожем не устроишься и мину под насыпь не заложишь. Оставалось одно – делать подкоп. Что это была за адская работа! Узкий лаз из погреба дома представлял собой галерею, поддерживаемую самодельными, постоянно поскрипывавшими креплениями. Работавший в ней, лежа, отковыривал комья земли и ссыпал их на лист железа или фанеры, который его товарищи с помощью веревки вытаскивали наружу, в дом. Ночью эту землю ровным слоем разбрасывали по огороду.
Александр Михайлов, поучаствовавший в подкопе, на следствии вспоминал: «Положение работающего там походило на заживо зарытого, употребляющего последние усилия в борьбе со смертью». Работали от полутора до трех часов каждый, и за день удлиняли лаз на 2–3 аршина (140–210 см). После дождя приходилось вычерпывать из галереи по 300–400 ведер воды. Не выдерживали напряжения даже такие «бойцы», как Морозов и Арончик, а другие, боясь обвала и мучительной смерти, брали с собой под землю яд, чтобы в случае обрушения галереи покончить с жизнью разом.
Несмотря ни на что, подкоп был готов в срок, но в дело вновь вмешался случай или Провидение. На одной из станций по требованию императора его поезд обогнал состав со свитой и припасами для царской кухни – это и спасло жизнь Александра II. Не знавшая об изменении порядка следования составов, Перовская пропустила первый поезд и взорвала мину под четвертым вагоном второго. Однако в нем находились лишь фрукты, овощи и другие продукты. Граф А.В. Адлерберг, ехавший в поезде с Александром II, прибыл из Москвы к месту взрыва, по счастью обошедшегося без жертв. От двух вагонов свитского поезда, по его словам, остался «мармелад какой-то».
Власти Москвы на всякий случай решили отслужить благодарственный молебен, но среди населения старой столицы особого энтузиазма по поводу спасения монарха не наблюдалось. Известный консервативный журналист М.Н. Катков предложил провести подписку для сбора денег на сооружение часовни на месте чудесного спасения царя. За год с трудом удалось собрать 153 руб., о чем стыдно было даже упоминать в печати. Патриотическую идею с часовней пришлось оставить.
После покушения на железной дороге правительство решило принять экстраординарные меры, и Европейская Россия оказалась поделена на шесть генерал-губернаторств, во главе которых встали военачальники, отличившиеся в годы Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Власть генерал-губернаторов являлась, по сути, диктаторской, поскольку им подчинялись все гражданские чиновники и военные подразделения, размещенные на вверенной им территории. Они также обладали правом ареста и административной высылки любого лица, закрытия периодических изданий и, главное, правом издавать любые узаконения, обязательные к исполнению на подвластных им территориях.
