— Чего припёрлась? — хмуро бурчит он. И отворачивается.
Глава 23
Денис
— Ты подрался, что ли? — спрашивает Ксения, игнорируя мой выпад.
Уж не знаю, есть в её словах насмешка или нет, но разбираться не хочется.
— Упал, — иронизирую.
В пол смотрю. Голова и без того раскалывается на части, а тут ещё и мысль внутри пульсировать начинает: пришла. Взяла и пришла. Соскучилась? Потеряла? Беспокоится?
Бред. Видимо, с мужем опять поцапалась, вот и прискакала. Зачем — ясно-понятно. Чтобы вставил поглубже, как ей нравится. Но... вдруг всё же беспокоилась?
Тошнота волной подкатывает к горлу. Глубокий вдох отдаётся болью в рёбрах. Блть. Со «вставить» пока могут возникнуть проблемы.
— Сам упал, или кто подтолкнул? — спрашивает Ксюша невозмутимо.
— А тебе-то что? Как в себя приду, дам знать. Сегодня порадовать тебя вряд ли получится.
— Ну ты и хам, — констатирует она.
Стоит ещё мгновение, потом поворачивается и идёт к лестнице. Я глаза поднимаю и на неё пялюсь наконец. Жадно. Длинные светлые волосы сегодня прямые и гладкие. Гибкая фигурка скрыта под чёрным пальто. Всё помню. Каждый изгиб её, каждый сантиметр. Вкус и запах помню. И Ксюша вдруг такой мне кажется ранимой и беззащитной в этом своём свободном пальто, что вспышка раздражения на самого себя ослепляет. Придурок психованный.
— Постой, Ксюш. — Я делаю рывок вперёд и хватаю её за рукав пальто. — Эй, не уходи.
Ксюша резко оборачивается, я силюсь улыбнуться. У самого голова кружится, аж заносит. Едва не покачиваюсь.
— Извини, — говорю более-менее примирительно.
Я просто ревную тебя до одури.
— Фигово себя чувствую, — произношу вслух. — Зайдёшь?
— Больше хамить не будешь?
— Не буду.
Возвращаюсь в квартиру, всё ещё держа её за рукав пальто. Чтобы не смылась. Фигово мне, блть. Это правда. Руки немеют, и перед глазами пятна. Сознание опять же будто в тумане — что-то вкололи в травме. Мне не нравится.
— Я сейчас приду, — говорю быстро.
Спешу в ванную, закрываюсь, включаю воду и смачиваю лицо. Пытаюсь удержать содержимое желудка внутри, и у меня бы ничего не вышло, останься там хоть что-то. Уже прополоскало несколько раз, больше рвать нечем, только желчь и осталась. Херово.
Вот что за идиотский сегодня день! Один из худших в жизни, наверное. Вишенка на торте — понимание, что в единственный раз, когда Ксюша приехала ко мне в гости сама, я в столь убогом состоянии. Хоть бы сообщение написала сначала. А, телефон же девчонки разбили. Случайно уронили с крыльца на плитку. Надо будет забрать из ремонта.
Несколько раз умываюсь холодной водой, потом и вовсе подставляю голову под поток. Бр-р, жесть. Но мало-мальски в себя прихожу.
Морда помятая, глаз заплывает, губы в кашу. Зря повесил зеркало, не радует оно меня.
Выхожу в коридор — нет её. Удрала. И без того испорченное настроение падает в абсолютный ноль. Сука, надо было хватать её и тащить сразу домой! Но нет, у меня же гордость! Успел наговорить гадостей, молодец. Больше точно не придёт. С психу ударяю ладонью по косяку. Рёбра тут же простреливает болью, словно узкий нож всадили.
— Денис, поздно уже кулаками махать, драка закончилась. — Ксюша выходит из комнаты в коридор. Да ладно!
Я резко улыбаюсь, корочки на губах трескаются, и капля какой-то жидкости быстро течёт по подбородку. Я поспешно вытираю тыльной стороной ладони — кровь, слава богу, не слюна, что потекла при виде цацы. Она пальто уже сняла, в блузке белой.
— Думал, ушла, — признаюсь честно, продолжая вытирать лицо. Да что она не останавливается-то!
Ксюша подходит ближе. Я стою, смотрю на неё. Красивая, аж глазам больно. Серьёзная, правда.
— Не дерись щас, ладно? — просит она тихо. — Я не враг, с мировой приехала.
— Ладно, — соглашаюсь.
Она стягивает капюшон с моей головы. Смотрит внимательно. Я глаза прикрываю.
— Он ещё и улыбается! — злится Ксюша. — Места живого нет, он стоит и лыбится!
— Чё мне, плакать теперь? — Открываю глаза и вскидываю брови.
— Вот придурок. — Она пальцы в кулаки сжимает. — Из-за бля*ей своих пострадал? Где они, кстати? Что-то не видно. Врал, поди, нет у тебя никого. Сидишь, меня ждёшь у телефона.
— Скоро приедут, честное слово, — отвечаю с вызовом. — Познакомлю как раз.
Ксюша поражённо качает головой. А потом тянется и обнимает меня, кладёт голову на грудь. Я глаза снова закрываю. Боженьки мои, приятно-то как. Уже не улыбаюсь. Обнимаю её в ответ. Кладу руки на упругие ягодицы. Но не глажу или щипаю, не до этого пока. Просто положил и держу вот так. Ксюша холодная, на улице мороз, она явно замёрзла в своём пальтишке на рыбьем меху.
Грею её задницу, в общем, хорошим делом занимаюсь. Дышу медленно и глубоко. Стою почти ровно. Она прижимается сильно-сильно, и мне становится больно.
— Ай, — говорю спокойно, чтобы её не пугать. — Полегче, малышка.
Ксюша отстраняется, суетясь задирает толстовку, смотрит на мою грудь и резко одёргивает ткань вниз.
— Ты в больнице был? — Она злится очень сильно. И при этом зачем-то плачет.
Мне ведь не кажется? Поразительный контраст, он немного дезориентирует, поэтому говорю как есть:
— Был. Карточка на столе.
Через минуту я сижу на диване, Ксюша читает заключение врача-травматолога. Трещина в ребре. Множественные гематомы, сотрясение. Я тоже читал. Ничего там нет такого, о чём бы я не мог догадаться по ощущениям.
— Таблетки пьёшь? — спрашивает она.
— Это обезболивающее, я от него тупею почему-то. Пока терпимо — терплю.
— Ты и без него тупой, судя по всему. Раз в драку полез! Что так отделали.
Я закатываю глаза, а потом и закрываю их вовсе.
— Прости, Облачко, цапаться нет сил. Щас чуток полежу и продолжим.
Укладываюсь на подушку, а потом проваливаюсь в пустоту. Не то чтобы в сон, скорее в плотный туман. Всё слышу, чувствую, но при этом процентов на тридцать. Кружусь в карусели. Становится хуже. Утром был отбор, наконец-то. Не знаю, что мне помешало. Две недели мозг парили, каждый день говорили: завтра-послезавтра. Готовился, ждал. В итоге в день икс будто не поверил, что оно уже. Именно в этот раз собеседование не перенесли. Состоялось.
Давно меня так качественно не отделывали.
— Денис, — слышу я у самого уха, — скорую вызвать?
Качаю головой.
— Отлежусь, и пройдёт. Норм, — отвечаю. А потом я, видимо, совсем крышей еду. Остатки мозга из меня выбили в трёх боях, ничего там в башке не осталось. Иначе объяснить не могу, зачем прошу её по-человечески: — Не уходи.
