Через Париж, где Раймонда постигло горькое разочарование со стороны французского короля, недовольного успехом своего вновь сильного вассала, и где потому он пробыл только один день, Раймонд вернулся в Тулузу с обычным торжественным въездом. Великая радость настала в те дни у тулузских граждан.
Иннокентий исполнил свои обещания. В интересах графа он разослал грамоты лeгaтaм и лангедокскому духовенству.
«Раймонд, граф Тулузский, – писал папа архиепископам Нарбонны и Арля, от 25 января 1210 года, – представ перед нами, жаловался на легатов, которые причинили ему много зла, хоти он уже исполнил большую часть тех тягостных обязательств, которым господин Милон, блаженной памяти (тогда легат этот уже умер) нотарий наш, счел нужным подвергнуть его. Он представил нам свидетельства (testimoniales Litteras) от разных церквей в знак сделанного им удовлетворения, прибавив к тому уверения, что он исполнит впоследствии все те свои обещания, которых не удалось ему привести в исполнение теперь же.
Он просил нас также дозволить ему оправдаться перед нами касательно его католической веры, в которой он с давних пор заподозрен, хотя не совсем справедливо (licet Injuste), и, по принесении им в нашем присутствии законного оправдания, просил возвратить ему заложенные замки, ибо действительно было бы несправедливо удерживать без конца то, что дано только на сохранение (sub praestitae cautiouis). Хотя и уверяют меня, что эти замки должны считаться за Римской Церковью в силу неисполнения графом условий договора при их передаче, но, так как Церкви не приличествует обогащаться за счет чужого имущества, то мы решили отнестись в означенному графу с апостольской благосклонностью (eumdem comitem apostolica benegnitate tractantes) и, с согласия наших братьев, постановили, что граф не должен быть лишен тех прав, которые он имеет над замками, если он по справедливости исполнит все, что было ему приказано. Но так как мы должны быть вполне внимательны к интересам веры, то мы предлагаем легатам созвать спустя три месяца по получении этих распоряжений собор в удобном для того городе, куда пригласить архиепископов, епископов, аббатов, князей, баронов, рыцарей и других лиц, присутствие которых они сочтут необходимым. Если во время соборных заседаний явится обвинитель на графа и докажет, что он погрешил против веры (super divinatione) и повинен в убийстве блаженной памяти Петра де Кастельно, тогда легаты, выслушав обе стороны и учинив следствие до окончательного мнения, представят нам на рассмотрение это дело, тщательно составленное, и известят подсудимых о времени, когда они должны будут предстать перед нами и выслушать решение. Если же не явится никакого обвинителя, то легаты известят нас, каким образом они постановят свой приговор по сказанным двум пунктам, и дело в таком случае должно кончиться там, где оно началось.
Если граф приведет свидетельства в доказательства своей невинности, следуя тому порядку при производстве дела, какой будет указан ему легатами, то пусть они употребят все усилия к его оправданию. Но если придется обвинить его, то легаты не преминут известить нас, всегда удерживая в своих руках обладание замками, которые заложил он; они сообщат нам также, доволен ли граф способами оправдания, ему указанными, и станет ли он жаловаться на притеснения и несправедливость. В том и другом случае, легаты имеють ожидать решение апостольского престола. Если граф оправдается законным образом, ему указанным, по суду каноническому, легаты торжественно и всенародно объявят его католиком и не причастным к смерти Петра де Кастельно; ему будут возвращены его замки по исполнении всего того, что ему будет приказано…»
[53]
Так исполнил Иннокентий все, чего мог требовать от него долг чести, насколько позволяли ему это обстоятельства и условия, в которые было поставлено тогдашнее папство. Исполнителям его распоряжений оставалось поступить таким же образом. Но в том-то и заключалось историческое несчастие Иннокентия III. Корысть крестоносцев и местного католического духовенства взяла свое и на этот раз.
Монфору нельзя было допускать оправдания своего соперника, на богатые страны которого он рассчитывал. Легаты поддались его влиянию. Если их корыстолюбивые расчеты не подтверждаются фактами, то они могли проявляться незаметно, после смерти сурового и честного Милона. Так, Арнольд весьма мало блистал подвигами добродетели, хотя папа продолжал верить в него. Арнольд был дорог своей преданностью католицизму и теократии, своими способностями, основательным знанием края. Но какое-то темное подозрение закралось в последнее время в душу Иннокентия. Повидавшись с Раймондом, папа перестал быть в такой степени легковерным к своим исполнителям. Он понял, что личные счеты играют большую роль в отношениях старого феодала и Арнольда. Поэтому он решился избавить Раймонда от хитрого и искусного аббата, хотя тем и становился к последнему в положение весьма неловкое. Чувствуя это, он старается и оправдаться в послании своем к Арнольду, и вместе уколоть его под ласковыми фразами, полными благодарности к его деятельности
[54].
Самому Феодосию и другому легату, епископу Риеца, почти словами грамоты к архиепископам, предписывалось через три месяца созвать собор, на котором принять способы к беспристрастному суду над Раймондом и, если можно, то к оправданию его. Через несколько дней была отправлена Феодосию экстренная записка, где высказывалось решительное желание видеть графа Тулузского оправданным. Легаты и Феодосий особенно должны выслушать от Раймонда все жалобы на оскорбления и несправедливости, причиненные ему во время его отлучения
[55].
Арнольд не мог не почувствовать оскорбления, косвенно нанесенного ему из Рима. Скрыв досаду в сердце, он хотел по крайней мере приписать себе одному те мягкие меры, которые теперь требовались, его самолюбию было больно полномочное вмешательство и даже контроль со стороны его подчиненного. Он изъявил желание сам ехать в Тулузу и лично отменить интердикт, им же наложенный.
Граждане столицы сумели заключить соглашение с легатом, по которому их собственный епископ Фулькон, человек коварный, притворившийся другом Тулузы, даст им разрешение, а Арнольд получит сумму в тысячу тулузских ливров. Если бы даже достоверность этого известия и подлежала сомнению, как опирающаяся на свидетельство полупоэтического провансальского источника, однако обстоятельства, подавшие повод к тому, сами по себе дают повод заподозрить изворотливого Арнольда в корысти.
Далее тот же источник замечает, что в выдаче суммы, при раскладке на тулузцев, произошло затруднение, что легату дана была только половина и что потому-де он снова наложил интердикт на город и отлучил от Церкви консулов. Тулузцы испугались и решились покориться. Они обещали повиноваться епископу и папе во всем, что касается Церкви, и в залог того дали в руки епископа, по его желанию, знатных заложников. Фулькон отослал их в Памьер под надзор Монфора. Отлучение было снято легатами, хотя о получении ими полной суммы уже больше не упоминается.
