Дисциплины, смоделированные по Ньютону и Декарту, в деталях разработали картину Вселенной в виде комплекса механических систем, огромного агрегата из пассивной и инертной материи, развивающегося без участия сознания или созидательной разумности. От «большого взрыва» через изначальное расширение галактик до рождения солнечной системы и ранних геофизических процессов, создавших нашу планету, космическая эволюция якобы управлялась исключительно слепыми механическими силами.
По этой модели, жизнь зародилась в первозданном океане случайно, в результате беспорядочных химических реакций. Точно так же клеточная организация органической материи и эволюция к высшим формам жизни возникли механически, без участия разумного принципа, в результате случайных генетических мутаций и естественного отбора, обеспечивающего выживание более приспособленных. И в конце концов это привело к разветвлению филогенетической системы иерархически организованных видов со все возрастающим уровнем сложности.
Затем, по дарвиновской генеалогии когда-то очень давно, произошло эффектное (и до сих пор необъяснимое) событие: бессознательная и инертная материя стала осознавать себя и окружающий мир. И вот тут мы подходим к тому, что и лежит в основе как «воображаемой» логики Васильева, так и «воображаемой» геометрии Лобачевского. Известно, что Н.А. Васильев. занимался ещё и психологией. Его интересовали проблемы сознания.
Реализуя своеобразный психологический подход к логике, Васильев ввел понятие металогики, к которой он относил минимум законов, необходимых для рассуждения в любом «воображаемом» мире.
Если принципы логики есть продукт человеческого опыта, то нельзя не спросить, распространяются ли они на те чисто рациональные построения, которые не имеют опытной основы.
Именно психологический подход к формальной логике Аристотеля и был тем новаторством, которым и отличалась научная деятельность этого учёного. Психология же предполагает то, что мы ещё называем субъективностью. А субъективность в современной науке занимает особое место. Так, например, эта субъективность научных теорий найдёт своё отражение в так называемом конвенционализме Пуанкаре. Для Пуанкаре не только теоретические принципы науки имеют характер условных соглашений – конвенций (хотя необходимо ещё раз подчеркнуть, что, согласно Пуанкаре, эта условность не абсолютно произвольна), но и эмпирические высказывания науки также. В отличие от традиционных взглядов на науку, Анри Пуанкаре старался подчеркнуть более сложный характер отношения между эмпирическим и теоретическим знанием в науке, невыводимость второго из первого. Он даже утверждал, что вопросы о подлинной реальности вообще должны быть исключены из научного обихода: «…Они не просто не разрешимы, они иллюзорны и лишены смысла». «Что наука может постигнуть, – добавляет Пуанкаре, – так это не вещи сами в себе, как думают наивные догматики, а лишь отношения между вещами; и вне этих отношений нет познаваемой реальности».
Рассмотрение принципов классической механики в качестве конвенций позволило Пуанкаре довольно легко от них отказаться, заменив иными положениями, которые составили костяк специальной теории относительности. С докладом о новой теории Анри Пуанкаре выступил перед своими коллегами из Академии. Доклад был опубликован в трудах академии от 5 июня 1905 года. 30 июня того же года в редакцию журнала «Анналы физики» поступила статья А. Эйнштейна с изложением его варианта теории относительности. В сентябрьском номере статья была опубликована без каких-либо ссылок ни на Пуанкаре, ни на других предшественников теории относительности. Более подробную статью Пуанкаре опубликовал в итальянском математическом журнале, мало читаемом физиками.
Подобные парадоксы лишь усугубили уже существовавшие расхождения в мнениях.
Само слово «парадокс» – «неожиданный, странный» – имеет греческие корни. В широком смысле парадокс – это абсурдное заключение, к которому ведут рассуждения, кажущиеся правильными и начинающиеся с корректных гипотез. Вплоть до конца XIX века казалось невозможным, что парадоксы пересекут границу естественных наук и вторгнутся в царство чистого разума. Математики страшились парадоксов, словно ящика Пандоры, открыв крышку которого, можно разрушить все в один миг. Вот русский логик Н.А. Васильев в самом начале XX века и выступил в роли такого разрушителя, подвергнув сомнению незыблемость основных логических законов Аристотеля. Именно этого учёного и считают одним из создателей так называемой металогики, или математической логики.
Металогика (от греч. meta – после и логика). Если предметом логики являются рассуждения, то предметом металогики являются рассуждения о рассуждениях. Поскольку современное развитие логики привело к тому, что сами рассуждения образуют те или иные логические системы, то основной целью металогики становится изучение свойств этих систем, например, таких как непротиворечивость, полнота и не полнота, разрешимость и неразрешимость. В воображаемой логике Васильев ввел новые классы суждений (и соответственно значения истинности, в том числе отражающие противоречивые ситуации), ввёл новые виды отрицания, специфические законы, выражающие парадоксальное сомнение в существовании «познаваемой реальности». Если учитывать психологический подход Н.А. Васильева, то реальность будет полностью зависеть от нашего субъективного представления о ней.
Николай Александрович Васильев был первым, кто высказал и реализовал путем построения полуформальных систем идею множественности логических систем. Васильева принято считать родоначальником паранепротиворечивой (Н. да Коста, А. Арруда), многозначной (А.И. Мальцев, Дж. Клайн, Н. Решер), многомерной (В.А. Смирнов) логик, а также идейным союзником интуиционистской логики (Н.Н. Лузин). Логическое творчество Васильева представляет собой прежде всего открытие принципиально новой антиномической связки «есть и не есть зараз», на основе которой он и выстраивает свою «воображаемую» логику с её принципиальным игнорированием законов противоречия и исключённого третьего ради утверждения закона несамопротиворечивого тождества, с её утвердительной и одновременно отрицательной формой «индифферентного» суждения на основе особой связки «есть и не есть зараз», но именно буквально воображаемая, т. е. не идущая дальше чисто абстрактной (неокантианской) определённости.
Первая мировая война как историческая версия логики парадокса, если можно так выразиться, оказала на судьбу Н.А. Васильева огромное влияние. Логик словно сам оказался в эпицентре мирового безумия. Получалось так, что идеи Васильева, словно сами собой воплотились в жизнь. Поневоле поверишь здесь в материальную силу чувств и мыслей, в существование ноосферы Вернадского-де Шардена. Но об этом мы будем говорит немного позднее. Ясно одно: тяжёлые впечатления от фронтовой жизни подорвали психическое здоровье логика Васильева, способствуя возникновению у него глубокой депрессии.
В декабре 1916 года он был «уволен по болезни от службы». В 1918 году ученый был переведён декретом Совета Народных Комиссаров в состав профессоров. В 1922 году в возрасте 42 лет был отправлен на пенсию. Обострившаяся болезнь (маниакально-депрессивный психоз) привела к семейной драме и принудила его вплоть до своей кончины жить в психиатрической клинике. Скончался Васильев 31 декабря 1940 г., прожив полных 60 лет.
