Но отец умер очень рано, и воспитывала нас мать.
Мать моя была полной противоположностью отцу. Она была из богатой семьи, отличалась исключительной предприимчивостью, хитростью и жестокостью. Она сумела быстро сколотить огромное состояние, имела свои пароходы на Каме, свои фабрики и рудники на Урале.
На пути к богатству ее не останавливали ни зверская эксплуатация рабочих и шахтеров, ни разорение своих конкурентов.
Это было редкое явление в капиталистическом мире – женщина-миллионер, сама нажившая огромное состояние».
Чего-чего, а упорства Ольге Лепешинской действительно было не занимать. Вопреки воле матери – «С радостью покидала я ненавистный мне богатый дом» – едет в Петербург учиться на курсах лекарских помощниц. В 1895 году как участница организации «Политический Красный Крест» знакомится с заключенным в тюрьму революционером Пантелеймоном Николаевичем Лепешинским.
Дело в том, что участницы организации специализировались, так сказать, на помощи политзаключенным. Причем весьма своеобразным способом – выдавали себя за их невест, и во время положенных невестам свиданий передавали своим «женихам» новости с воли, поддерживали связь между заключенными. В итоге из фиктивной невесты революционера Ольга Борисовна становится вполне официальной невестой, а потом и женой Лепешинского. Через год вместе с ним уезжает в ссылку в Сибирь, в Минусинский округ.
Затем будет эмиграция в Швейцарию, поступление в медицинский институт в Лозанне; доучиться не удалось – возвращается в Россию; вновь арест и ссылка в Сибирь; опять возвращение в Швейцарию, вторая попытка закончить медицинский институт. Но получить высшее медицинское образование и на этот раз не удалось: после революции 1905 года О.Б. Лепешинская возвращается с мужем в Россию. В Москве в 1909 году поступает в частный медицинский институт. Шесть лет учебы. «Сорока четырех лет от роду я наконец добилась своего – окончила институт, получила высшее медицинское образование», – вспоминала Лепешинская.
С той же страстью и упорством, с которым Ольга Борисовна Лепешинская предавалась революционной работе, почти в 50 лет она отдается работе научной. И делает на этом поприще совершенно невероятную карьеру!
В 1920 году Лепешинская получила назначение в Гистологический институт Московского университета. Отныне главный объект ее исследований – живая клетка. Фанатичная большевичка, Ольга Борисовна и свои научные занятия строит на незыблемом, как ей казалось, фундаменте большевистской идеологии: «Понимала теперь и я вздорность многих и многих теорий буржуазных биологов. Мне помогли разобраться в этом замечательные работы классиков марксизма: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Они, как прожектором, освещали и освещают мне путь вперед».
Под этими «прожекторами» Лепешинская идет напролом. Она уверена, что ей удалось наблюдать возникновение живой клетки из неживого вещества! «Перед глазами разворачивается удивительная картина. Желток около так называемого зародышевого диска состоит из мельчайших зерен. Это хорошо видно. И вдруг от массива желтка отрывается крупный желточный шар и падает в щель под зародышевый диск. Не свожу с него глаз. Что будет дальше?.. Точно зачарованная, стою я у аппарата. Еще проходит несколько часов, и в центре шара образовался какой-то пузырек. А затем на его месте я уже вижу ядро клетки. Передо мной нормальная клетка с ядром и протоплазмой», – пишет она о своих экспериментах в книге «У истоков жизни».
С 1949 года Лепешинская работает в Институте экспериментальной биологии АН СССР, заведует отделом развития живого вещества. В 1950-м становится лауреатом Сталинской премии первой степени за исследования развития клеток из живого вещества. В этом же году избрана академиком Академии медицинских наук СССР. А ведь ей уже почти 80 лет!
Теория Лепешинской была изначально опровергнута и западными учеными, и советскими. 15 декабря 1955 года физик, академик Петр Капица в письме на имя Никиты Хрущева о состоянии дел в советской науке пишет: «Сейчас трудно не обратить внимание на то, что происходит у нас в биологии. Нигде, может быть, так явно не выступают последствия наших ошибок в организации науки. Несомненно, игнорирование здорового общественного мнения, стремление дискредитировать научные истины тут привело к тому, что начал расцветать мощнейший сорняк (Башьян, Лепешинская и др.)». Постановление Президиума ЦК КПСС по этому письму получило гриф «Строго секретно».
Советским биологам спорить с теорией Лепешинской было не столько трудно (они сразу оценили ее как мракобесную), сколько небезопасно для жизни. Биохимик и биофизик Симон Шноль отмечает в своей книге «Герои и злодеи российской науки»: «В 1940 году Сталин повелел арестовать Вавилова. Был отставлен от работы, затравлен и в 1940 году умер Кольцов. Были арестованы и убиты многие-многие их сотрудники. Но осталась великая наука – Генетика. Она противоречила безграмотным и лживым утверждениям Лысенко и его приверженцев».
Среди последних, несомненно, была и Лепешинская. Она и не скрывала своего восхищения «гением» Трофима Денисовича Лысенко. Ее, профессиональную революционерку, «тщательно изучившую труды Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина», нисколько не смущало, что число арестованных в Ленинграде сотрудников академика Николая Вавилова превысило численность всех биологов гитлеровской Германии, подвергшихся репрессиям, в том числе и высланных за пределы Германии. Из тюрем вернутся лишь трое.
Ольге Борисовне к крови было не привыкать. Как раз на начало 1940-х приходится бурный расцвет ее научной карьеры. Свои эксперименты Лепешинская описывает очень образно: «Однажды весной я наловила только что выклюнувшихся из икры головастиков и принесла в лабораторию. Беру одного и раздавливаю. Каплю крови и слизи раздавленного головастика кладу под микроскоп» («У истоков жизни», 1952); «…я взяла кровь головастика и стала изучать ее. И что же я увидела? В излившейся из головастика жидкости я увидела желточные шары самой разнообразной формы… Передо мной была картина развития какой-то клетки из желточного шара… Живая протоплазма в природе есть, она есть и в каждом организме. Живое вещество есть в каждой клетке и вне клетки» («Происхождение клеток из живого вещества», 1951).
Сегодня ее «теория» воспринимается, в лучшем случае, как курьез в истории биологии. Но сама О.Б. Лепешинская до конца своей жизни – а она умерла в 1963 году, ей было 92 года – оставалась абсолютно убеждена в правильности своих представлений о внеклеточной структуре живого вещества.
«Ну, а если мне не показалось и я действительно вижу рождение клетки не от другой клетки, а из неживого желтка? – с революционным задором спорила эта восьмидесятилетняя женщина со своими критиками. – Дух захватывало от этой мысли, от волнения начинали дрожать руки. Ведь тогда же переворот в биологии! Тогда необходимо признать глупостью все рассуждения Рудольфа Вирхова, морганистов, вейсманистов, перечеркнуть сотни прославленных в свое время томов сочинений биологов различных стран… Да и с самим Пастером, с этим великаном науки, придется поспорить, и крепко поспорить».
В конце книги «У истоков жизни» она четко формулирует и символ своей научной веры: «Иосиф Виссарионович Сталин постоянно следит за развитием нашей науки, направляет ее, заботится об ученых. Во всей своей многолетней и упорной борьбе за настоящее познание развития живых организмов я всегда находила поддержку у товарища Сталина… Так как же не благодарить Сталина и не восхищаться им! Как не радоваться, что довелось жить и трудиться в Сталинскую эпоху, под его мудрым руководством!»
