Она оторопело уставилась на кухарку.
– Как это, неживая – спросила она, чувствуя, как от лица отливает тепло.
Кухарка поморщилась, словно ей наступили на палец, в глазах мелькнуло что-то вроде досады, но на таком одутловатом лице сложно рассмотреть. Она запыхтела, отвернулась и стала усердно крутить тушку на вертеле.
Женя не отступала.
– Что вы имели ввиду? Что значит, неживая?
Бросив на нее досадливый взгляд, кухарка нехотя произнесла:
– Больно много вопросов задает леди о простой служанке. Не берите в голову. Лучше идите к столу. Вы ведь завтрак искали?
– И скала, – мрачно отозвалась Женя.
– Тогда идите сюда, – позвала кухарка, выдвигая из-под стола еще одну табуретку. – Вам тут будет удобно.
Подозрительно косясь на женщину, Женя все же приблизилась и опустилась на сидение. Кухарка тот час же подхватилась и принялась носиться по кухне, как авианосец, собирая тарелки, чашки и пиалы. Она накладывала кашу из небольшого казанка, резала фрукты, лила мед, делала небольшие бутерброды с сыром.
Женя смотрела на эти телодвижения с интересом, хотя подозрительность не ушла. Женщина явно поняла, что сболтнула лишнего, и теперь всеми силами пытается отвлечь внимание. И хотя понять, что такого в этой бледной Сэнди узнать хотелось, но, когда перед ней опустилась тарелка ароматной каши с ягодами и медом, в голове осталась лишь одна мысль – еда.
– Ешьте леди, ешьте, – подбодрила ее кухарка. – Вам силы надобны.
Перед тем, как начать, Женя скрупулезно осмотрела серебряную ложечку и, лишь убедившись, что она чистая, отправила первую порцию каши в рот. Через несколько мгновений она уже уплетала за обе щеки и кашу, и бутерброды, и все, что подсовывала кухарка.
Пустота в животе стремительно заполнялась, и когда она совсем исчезла, Женя довольно выдохнула, отодвигая тарелку.
– Фух, – сказала она и вытерла лоб. – Спасибо. Накормили, как положено. А то я почти два дня не ела.
Кухарка всплеснула руками.
– Два дня! Как же это так? То-то и смотрю, что господин вас не трогает, по дому гулять отпускает.
Женя тут же насторожилась, мышцы напряглись, будто сейчас придется прыгать и бежать.
– Отпускает? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.
Кухарка кивнула, забирая пустую тарелку. Она отнесла ее в мойку, чего, как помнила Женя, в этом времени быть не должно. Затем вернулась и села на против с другой стороны очага.
– Наш господин, он пылкий, – проговорила кухарка с усмешкой. – Чего уж таить, коли все знают? А чего бы не быть? Молодой, богатый, красивый. Да будь я лет на десять моложе… Ух. Не упустила бы своего. Хотя бы разок. Леди, вы покраснели? Я не то болтаю, да?
Женя действительно ощутила, как потеплели щеки, но в ответ сказала:
– Нет-нет, все в порядке. Это просто свет от очага.
– А, ну коли так… – протянула кухарка, все еще пытаясь вглядеться ей в лицо. – Вы-то молоденькая совсем. На глаз, поди, едва восемнадцать.
Женя даже приподняла бровь. Она знала, что выглядит свежо, благодаря питанию, фитнесу и передовым технологиям косметологии, но не думала, что настолько. И хотя в свои двадцать пять колоть ботокс рановато, но все же маски и массажи и впрямь способны на чудеса.
В груди растеклось приятное чувство, какое бывает, когда вдруг твои старания оценивают по достоинству. Она откусила от маленького пирожка с капустой, которые услужливая женщина пододвинула в тарелке, и поинтересовалась:
– А что, у лорда часто, гм, гости бывают?
Кухарка прыснула, всплеснув руками.
– Часто? А вы как, думаете, госпожа?
– Я думаю, что господин ваш тот еще кобе… ловелас, – проговорила Женя.
Этот факт, косвенно подтвержденный кухаркой, почему-то уколол. Университетская любовь была провалом, который Женя записала на свой счет, хотя подруги хором говорили – она не виновата. Просто баскетболист бабник, каких поискать, и не достоин ее, и вообще надо забыть его и послать ко всем чертям. И Женя верила, что так и есть. Но осадок остался.
И вот сейчас, несмотря на ситуацию, время и место, на секунду мелькнуло ощущение, что бывает иначе. А не только как с баскетболистом или еще хуже – с бывшим компьютерным червем, который грудь от ягодицы отличить не мог. Прикосновения лорда Фэйна казались искренними, ибо сложно поверить, что такие пальцы могут врать.
Но кухарка быстро вернула с небес на землю.
Взгляд полнотелой кухарки стал мечтательным, она подперла ладонью щеку и уставилась в потолок.
– Ловелас, – протянула она с придыханием. – Зато какой. Я бы чести не пожалела, чтоб хоть разок, с таким ловеласом станцевать.
На секунду Жене показалось, что она не в восемнадцатом веке, а где-то в кафе, во вполне двадцать первом, слушает о страданиях подруги.
Только это не подруга. И не кафе.
– Значит, слухи о маркизе правдивы? – решила уточнить Женя.
Кухарка как-то встрепенулась и посмотрела на нее тревожно.
– Какие именно слухи, госпожа?
– Ну… – протянула Женя, – что он околдовывает дев и лишает их невинности. Или чего там можно лишить?
– Никого он не околдовывает, – резко заявила служанка. – Разве можно винить цветок в красоте? Так и наш господин. Бог одарил его талантами. Разве можно за это винить?
Такая самоотверженность, наряду с какой-то неуместной болтливостью показалась странной. Словно женщина либо предана маркизу до мозга костей, либо и правда очарована.
– Понятно, – сказала Женя, хотя в действительно ничего не понятно.
Ручка маленькой дверки, из который выходила кухарка, со скрипом опустилась, створка распахнулась, и в кухню спиной ввалилась крепкотелая женщина в коричневом платье и чепце. Она что-то усердно тащила, кряхтя и пыхтя, как барсук.
Кухарка резко обернулась, а крепкотелая женщина, все еще оставаясь спиной, проговорила зычно:
– Берта, раскопыть тебя в телегу, хватит языком молоть! Мозоль натрешь. Иди помоги.
Кухарка, которая, видимо и есть Берта, недовольно ворча, поднялась и прошкрябала к вошедшей.
– Чего приволокла? – спросила она.
– Тыквы, – ответила крепкотелая. – Урожай собираем. Несколько обозов получилось. Основное на продажу в город, а эти, самые спелые, господину. Он любит тыквенное всякое.
Кухарка наклонилась, оттопырив необъятный зад, и постучала по чему-то. Раздался глухой звук, она выпрямилась и, чуть отойдя, проговорила:
– А чего сама перла? Тыквы вон, какие. Ладные, большие.
– Чего я, сама не допру что ли? – отмахнулась крепкотелая. – До дома на телеге, а до двери на мешке. Чай не хрустальная, не рассыплюсь.
