— Давайте еще несколько фото, — суетится фотограф. — Немножко повернитесь влево. Да-а, вот так.
Послушно позирую. Фотограф и видео-оператор крутятся вокруг меня, вызывая головокружение. А ведь это я еще не в платье, в котором есть корсет, пусть и не такой, как у знатных дам прошлого, но все-таки.
Руки дрожат. Меня вообще периодически начинает знобить, а сердце колотится все утро. И это с тем, что мама дала успокоительное. Я даже температуру меряла, греша на вирусную инфекцию. Но та оказалась нормальной, так что… Это просто нервы.
От гомона голосов гудит голова.
Но так даже лучше, что особняк полон людей. Мама, Николас, моя сводная сестра Стефани. Саша и Ангелина. Обслуживающий персонал.
Николас не сводит с мамы глаз, а она вся светится. От этого становится тепло на душе.
Все трое ночевали в особняке, как и я. Прямо пример адекватных отношений между бывшими, ага. Вот только папа периодически смотрит на Николаса так, будто это он увел у него маму, а сам Николас — добрый доктор-пацифист — выглядит так, словно если папа еще с минуту поговорит с мамой, то получит по лицу. Когда все трое в одном помещении, воздух вмиг пропитывается ревностью. Что бы там ни было у папы к Арине, но… Это же мама. И такое ощущение, что до отца начинает доходить…
— Выйдите, мы переоденемся, — командует мама.
Потом запирает дверь, и они со Стефани помогают мне влезть в платье. Стефани будет свидетельницей. Мы не стали лучшими подругами, сказалось расстояние и восьмилетняя разница в возрасте. Однако отношения у нас теплые, а никого ближе у меня нет. Не делать же подружкой невесты Сашу.
Корсет давит так, что я не могу дышать, к горлу подкатывает тошнота. И это при том, что все не просто по размеру, а я даже немного похудела.
Не показывая этого, снова позирую. Улыбаюсь фирменной улыбкой, от которой не появляется щек, а глаза не превращаются в щелочки.
— Дочка, все в порядке? Ты бледная.
— Мам, можно мне водички? — сдавленно бормочу.
Стефани приносит и я, опершись о стену, чтоб не помять платье, делаю пару глотков. Пустыня во рту исчезает, но на этом все.
— Волнуешься, да? Все будет хорошо! Ты такая красивая и вы отличная пара, — Стефани старается подбодрить.
Нежное лицо девушки сияет, зеленые глаза блестят от эмоций. Хочет когда-нибудь так же. Взаимную любовь, красивую историю, свадьбу. Ах, пусть у нее все сбудется. Пусть ей повезет в любви.
Спускаемся в залу, и съемка продолжается. Папа в эмоциях обнимает меня, в его глазах слезы счастья.
— Ты совсем взрослая, принцесса моя, — хрипло шепчет на ухо.
Присоединяется Арина и тоже что-то говорит, но я не слышу.
Вспоминаю другой день, шесть лет назад. Не было фотографов, видео-операторов, сотен гостей, выездной церемонии, банкета на четыреста персон и дорогих нарядов. Я была в коротеньком простеньком платье, Стас-в футболке и джинсах и в маленьком кабинете ЗАГСа только мы и сотрудник. Потому что беглецы, вдвоем против всего мира. Тогда тоже колотилось сердце и подташнивало, но я была счастлива и влюблена. Сомнений не было ни грамма, и что в результате? Чем все закончилось?
Парадоксально, но становится как-то легче. Спокойнее.
Закончив со съемками, расходимся по машинам. Я со Стефани вдвоем в лимузине «Bentley» — белоснежном и сверкающем новизной. И достатком. Успехом, которого достигла и я. Без папиной помощи, как того и хотела. А теперь выходу замуж за мужчину под стать мне. Рядом самые близкие и любимые, впереди-безоблачное будущее, ведь иначе с «созданным для семьи», как сказала как-то мама, Игорем не может быть. Сколько женщин хотели бы быть как я? Миллионы!
Внезапно лимузин резко виляет вправо. Грохот, жуткий толчок. Мы со Стефани визжим от страха, вцепившись друг в друга. Вижу за лобовым стеклом огромный внедорожник.
Открывается дверь лимузина. Одетый в черное мужик в маске грубо выволакивает меня наружу и тащит в стоящий впереди седан. Запихивает на заднее, сам садится за руль и резко срывается с места.
Глава 22
Юбки везде. Я в них безнадежно запуталась. Лежу ничком на сиденье и не могу встать. Такое ощущение, что мышцы превратились в кисель от паники. Горло свело спазмом-о том, чтоб закричать, не может быть и речи. Я едва дышу. Слезы бегут по щекам, закладывает нос.
Страшно. Так, как не бывало, наверное, ни разу после…
В голове полнейшая каша. Кто он? Кто меня похитил? Будь у папы враги, тот бы приставил ко мне взвод охраны. Значит получается, дело в Игоре. Может, та слежка была как раз по этой причине, а он просто выкрутился, чтоб меня не волновать? Но почему тогда «охранник» был таким, что с ним бы и я справилась? Да и папа бы точно…
Машина резко тормозит. В ужасе замираю. Чувствую, как сильные руки рывком вытаскивают меня под полуденное солнце. Пальцы смыкаются на локте.
Перед глазами вспышки. Но я вижу, что мы за городом в каком-то недостроенном коттеджном городке. Вдалеке строительная техника, люди.
Похититель тянет меня в один из домиков. Я спотыкаюсь, запутавшись в юбках, и он фыркнув перекидывает меня через плечо и легко несет.
Внутри пахнет стройкой. В просторном помещении из обстановки…Ничего. Голые стены. Мужчина сгружает меня на пол. Отшатываюсь к стене, затравленно глядя на него. В нем есть что-то знакомое. В высокой мощной фигуре, позе…
— Не трогайте меня, пожалуйста, — сипло шепчу сквозь слезы. — Пожалуйста… У моего отца есть деньги. Просто позвоните ему, и он заплатит, сколько скажете…
Плавным движением похититель снимает с себя маску.
— Ты? — округлив глаза выпаливаю.
— Я, — подмигивает Яр и широко улыбается.
— Ты… Как ты мог? Совсем спятил? — подлетаю к нему, — А ну ка быстро отвез меня обратно, иначе…
А он обхватывает меня своими ручищами и впивается в губы поцелуем. Грубо вторгается в рот языком, толкается с моим. С рычанием прикусывает нижнюю губу, втягивает ее в свой рот.
Я должна его оттолкнуть! Должна потребовать, чтоб немедленно отвез обратно. Это уже ни в какие ворота…
Но я просто не могу. Каждая клеточка моего тела истосковалась, исстрадалась по этим рукам. По этим губам, запаху, ненасытному напору. По жару сильного тела. И теперь льнет к нему, сходя с ума от ужаса, что опять разлучат, отнимут.
Я задыхалась без него, а теперь дышу и не могу надышаться.
— Твой голос прогоняет меня, а тело умоляет остаться, — рычит Яр мне в губы. — Мне похрену на все, на все твои причины, на страхи, на предрассудки, на совесть, на долбанное чувство долга…
— Ты…
— Я не отдам тебя ему, Кать! — целует краешек губ, скулу, подбородок. — Не отдам ни ему, ни кому другому. Сдохну, но не отдам! Заставлю тебя поверить мне.
