— Все? — отстраняется, заглядывая в глаза. — Тогда мы сейчас войдем в эту дверь, и ты скажешь, что ошиблась. А потом поправишь макияж, переоденешься и мы пойдем к алтарю. Словно ничего не было.
— Игорь, но зачем? — я не верю своим ушам.
— Затем, что я люблю тебя, Катя Брик, — говорит, гладя меня по лицу. — Думаешь, я поверил в то, что сказала про ту ночь? Ни капельки! Но простил. Потому, что люблю. И сейчас прощу.
— Нет, — вырываюсь, качаю головой.
— Я хочу тебя сделать счастливой, уберечь от всего. От новой боли. От новых разочарований. И я сделаю это. А ты просто запуталась, ошиблась, так бывает. Еще такая наивная воздушная девочка. Моя…
И тянется к губам.
— Нет, Игорь, — делаю шаг назад и снова спотыкаюсь, но удерживаю равновесие. — Ошиблась я тогда, когда стала встречаться с тобой. Еще больше-когда приняла предложение. Ты дорог мне, Игорь. Очень. Но как брат, как друг. И все. Я считала, что этого может быть достаточно и ошиблась. Прости меня. Я поступила ужасно, и мне очень стыдно и больно….
Он вдруг падает на колени и прижимается лицом к моему животу, стискивает талию руками.
— Я умоляю тебя, Катя! Не бросай меня!
— Перестань! Игорь, ну пожалуйста!
Дергаю его за предплечья пытаясь поднять.
Перед глазами все расплывается от слез. Мена колотит так сильно, что я, наверно, сейчас выгляжу как листочек, дрожащий на ветру холодной поздней осенью.
— Встань, я тебя прощу, Игорь! Отпусти!
Эти объятия-тиски словно душат. Извиваюсь, отталкиваю его.
— Я не буду с тобой, — стягиваю с пальца кольцо.
Игорь медленно поднимается. Трет руками лицо.
— Возьми, — протягиваю ему кольцо, — и прошу, прости меня.
— Оставь себе, — горько усмехается, — когда чемпион променяет тебя на очередную модельку, оно понадобится снова. И тогда, когда ты придешь ко мне, я снова тебя прощу.
Шагает ко мне, на миг прижимается губами к щеке и уходит. Я наблюдаю, как он садится в свою машину и медленно выруливает за ворота.
Стыд обжигает внутренности, они подрагивают от нервов, от неясной тревоги. И вместе с тем мне так легко, так свободно, словно бетонная плита упала с плеч.
Обручальное кольцо сияет на солнце. Подзываю охранника.
— Отвезите это Игорю, пожалуйста.
Глава 24
Идти обратно не хочется, но надо. Извиниться уже перед родителями, придумать, как проконтролировать грядущий скандал в прессе, а ведь еще гости…
— …Саша сделает, — доносится голос Яра, когда захожу в дом, — он к такому привык. Да, Сань?
— Конечно, — вторит Санин.
— Вот и отлично. Тогда, Олег, мы поедем. Кать, — Яр поворачивается ко мне, — иди переоденься и поедем.
И я с облегчением сбегаю наверх. Захожу в свою девичью спальню. Становлюсь перед большим, в полный рост, зеркалом.
Заплаканная, растрепанная, платье все в пыли. И на нем кровь. От ее вида накатывает новая волна необьяснимой тревоги.
Одергиваю себя. Завожу руки за спину, нащупываю маленькие крючки. Их миллион. И мне ни за что одной не справиться.
— Давай я, — в комнату заходит мама.
У нее спокойное лицо. Ни злости, ни осуждения на нем нет. Возможно, малая толика грусти.
— Мам, прости пожалуйста.
— Не извиняйся, — улыбается она. — Это прежде всего твоя жизнь, дочка. Твое будущее. И тебе решать, с кем его провести. Не важно, в какой момент. А все это забудется уже через неделю, ты же знаешь.
— Я должна была это сделать раньше. Да я вообще не должна была принимать это предложение! — выпаливаю в сердцах. — Бедный Игорь!
— Он тебя простит. И он это переживет. Хуже было бы, Катюша, если бы вы все же поженились. И мне не по себе от мысли, что я, возможно, повлияла…
— Дело не в тебе, мам. Не в Игоре и даже не в Яре. Дело во мне! Я боялась… Любить, доверять. А Игорь столько времени просто был рядом. Я знала его с детства. И я решила, что быть с ним лучше. Безопаснее. Я ведь его по-настоящему не любила. О, мама…
Снова плачу.
— А Ярослава? — спрашивает, осторожно вытаскивая из моих волос уцелевшие шпильки.
Киваю, размазывая по щекам слезы и косметику.
— И он, насколько я вижу, просто с ума по тебе сходит, — шепчет на ухо мама.
— Правда?
— Ты же и сама это знаешь, — она целует меня в щеку. — А теперь замри, я займусь застежками. Нужно выбраться из этого платья.
Потом я убегаю в ванную. Использовав четверть флакона пенки смываю макияж. Собираю волосы в пучок.
Ну вот, лицо чистое, но выгляжу я как мышь. Глаза опухли, нос красный.
Роюсь в косметичке. Тоналка, карандаш для бровей, подводка, тушь, бронзер.
Не идеально, но намного лучше. Меняю халатик на платье, в котором вчера сюда приехала. Оно нежно-зеленого цвета, с высокой талией. Веселенькое и короткое. К нему босоножки на среднем каблуке. Вот так. Пусть Яр лучше смотрит на ноги, чем на лицо.
Когда я последний раз настолько сильно переживала о том, как выгляжу? В универе? Скорее всего. Ведь после двадцати-двадцати двух лет я переросла свои юношеские комплексы и утвердилась в мысли, что красива по умолчанию.
А теперь вот, пожалуйста. Веду себя как глупая девчонка.
В комнате уже ждет Яр. Напряженно застыл, руки в карманах сжаты в кулаки. На скулах играют желваки, но голос спокойный. Они с мамой о чем-то непринужденно беседуют.
Отличное знакомство с родителями, нечего сказать.
Яр настороженно всматривается в мое лицо, прервав беседу.
— Едем?
— Да.
Вкладываю пальцы в его руку. Она такая же холодная, как и моя.
Прощаюсь с мамой, с отцом, с остальными.
— Я вас отвезу, — тихо говорит Саша.
В глазах у него пляшут бесята.
— …а потом разберусь с тем, что вы оба наворотили, — добавляет, когда садимся в машину. — Ладно ты, Барковский, но Катерина…
