Как вообще можно настолько спокойно спать перед боем? Я бы не сомкнула глаз.
Агаев меня пугает. Одно дело что-то там прочитать, увидеть. Совсем другое — столкнуться лично. Такой придурок в противниках — серьезная проблема. Из-за подобных личностей переломы, порванные связки и прочие травмы, которых при поединках с адекватным противником чаще всего получается избежать. Ему-то что, минус очко, ну максимум дисквалификация…
Приказав себе перестать заводится, отправляюсь готовить завтрак. Медитативные действия слегка успокаивают, как и повторения мантры про то, кто тут чемпион, и что это грузное жирное мурло Яру не чета.
Звонит мама.
— Слегка нервничаю, — вру в ответ на традиционный после приветствий вопрос о делах.
— Милая, занимайся чем-то. Не сиди, не думай и не накручивай себя.
— Мам, ты трансляцию видела? Этот придурок такое впечатление, что не на официальном мероприятии, а за углом в гадюшнике…
— Доченька, злоба в поединке худший враг. Так Николас говорит.
Уже открываю рот возразить что-то вроде того, как Николас далек от всего связанного с боями и поединками, но передумываю. Он прав. Злоба худший враг. А Яр точно будет зол.
— Из-за чего они сцепились? — похоже, мама читает мои мысли.
— Не говорит, — выдыхаю. — Как ни спрашивала, не признается. Может, про меня что-то сказал…
— Не выспрашивай тогда. Не нужно лишний раз напоминать о конфликте. Голова холодной должна быть. И я уверена, что так и будет. Ярослав не мальчишка и не дурак.
— Угу, — хмыкаю, наблюдая, как мой «не мальчишка и не дурак» вваливается в кухню и пьет воду из графина, не озаботившись налить в стакан. — Ладно, мам, я…
— Пока, моя хорошая. Целую.
— И я тебя.
Вода проливается на подбородок, стекает на грудь от чего кожа покрывается мурашками, а каменные мышцы слегка дергаются. Яр это делает нарочно. Для меня. Типа, не даешь, так смотри и мучайся.
— Кого это ты там «и я тебя»? — отерев тыльной стороной ладони губы, грозно спрашивает мужчина.
— Маму. Ты слышал, — когда подходит, стираю с его груди воду ладонями. Мужчина прижимается к ним крепче, притягивает меня к себе за бедра.
— Хотел услышать, глядя в глаза.
— Ты уже достал своей ревностью, Барковский. Абсурдом несет, не находишь?
— Ты себя в зеркало видела, детка?
— А ты себя? И, кстати, возле меня не крутятся сотни юных фанатов.
— Зато зрелых хоть отбавляй, — хмурится.
— Я-ар! — забрасываю руки ему на шею. — Мы с Сашей встречались пять минут девять лет назад, а дружим вечность. У него жена и маленький ребенок. А его поведение — это потому, что переживает, чтоб ты меня не расстраивал. Как друг, как брат… Понимаешь?
— Угу, обманывай себя этим, — цедит сквозь зубы.
— Даже если я ошибаюсь насчет него, то не ошибаюсь насчет себя. А для меня Саша только друг. Все. И, Яр, у меня, уж извини, больше поводов для тревоги, повторюсь. Но, тем не менее, даже в патовой ситуации я сохранила трезвый рассудок.
Руки на моей талии напрягаются.
— А у тебя он исчезает уже при малейшем намеке на сам факт присутствия в моем окружении мужчины. С этим нужно что-то делать.
Обхватываю ладонями напряженную мужскую челюсть, глажу большими пальцами заросшие щеки.
— Что делать? Найти кого-то поадекватнее?! С кем не стыдно пойти на раут, и кто не опозорит перед пузатыми дядечками в костюмах?! — орет Яр, сдергивая мои руки с себя.
На мощной шее проступают вены, глаза наливаются кровью и бешено сверкают. Нависший надо мной агрессивный мужик-скала напугал бы, если б я не знала, на каком-то подсознательном уровне, что он ни за что меня не тронет. А еще если б не ощущала каждой клеточкой своего тела, каждым оголенным этой вспышкой гнева нервом, насколько ему больно. Насколько его срывает, сводит с ума сама мысль о том, что он может меня потерять.
— А мне не нужен другой, — голос дрожит, как и я вся.
Ледяной рукой снова касаюсь его пылающего лица. Мужчина не отстраняется. Наоборот, дерганным жестом вжимается в нее губами. Целует, вкладывая в жадное движение губ всю боль и отчаяние, которое прожил внутри в эти секунды невысказанного откровения. Понятного мне без слов.
— Мне нужен только ты, Яр. Дурной, бешеный, неуправляемый — какой угодно. Даже, если бы…С той девкой все и правда было, я все равно бы любила тебя. Не простила бы, не была бы рядом, но любила.
— Я бы никогда не изменил тебе!
— Знаю, — прижимаюсь всем телом к его напряженному торсу. — Знаю, Яр. И ты должен как-то договориться с собой, что мне не нужен Миха, Саня, Игорь или кто там другой из тех, с кем я общаюсь, работаю, сталкиваюсь как бы то ни было. Иначе, Яр, твои враги и дальше будут использовать это против тебя. И что-то случится. Что-то серьезное…
Яр склоняется ко мне и, зажмурившись, прижимается горячим лбом к моему. Тяжело дышит приоткрытым ртом, буквально толкая воздух мне в губы. Ударяя им.
— Прости меня, — окутывает объятиями. Согревает, прогоняя нервную дрожь. — Пугаю тебя, придурок.
— Я люблю тебя. Даже придурком. Наверное, всю жизнь люблю. С четырнадцати лет, Яр.
И он, уткнувшись, мне в изгиб шеи едва слышно шепчет.
— Я тоже.
Глава 41
Тяжелый разговор морально истощает. Честно говоря, я начинаю жалеть, корить себя, что вообще позволила ему состояться в такой день. Но Яр, который за завтраком выглядел выжатым, как лимон, через пару часов становится просто спокойным, даже каким-то разморенным. Раскинувшись на кровати и уложив меня на себя, поглаживает по спине и говорит по телефону с тренером. Терпеливо выслушивает рекомендации-лицо расслаблено, глаза полуприкрыты, движения руки на мне неторопливы. Проговаривает, когда приедем для пущей уверенности собеседника и прощается.
Смотрим какую-то легкую мелодраму, обедаем прямо в спальне. Яр отлучается немного размяться в оборудованной под зал комнате, а я чтоб чем-то себя занять, просматриваю на ноутбуке документы, едва понимая, о чем в них речь из-за нервов.
Яр возвращается и укладывается рядом. Переписывается с Максом. Держит телефон так, чтоб мне было видно.
Max: «Меня напрягает твое молчание. Че не так, не пойму».
Jaguar: «Не парься, не в тебе дело.»
Max: «Я первый раз вижу, чтоб тебе так башню сорвало из-за девочки».
Яр с улыбкой разворачивает экран еще удобнее для меня.
Jaguar: «Оно так и есть, но не только в ней дело. После боя расскажу, нормально?»
Max: «Ок. Надеюсь, ты хоть сейчас с нее слезешь».
И ржущий смайл.
