Выдыхаю, падаю на диван в кабинете. По очереди смотрю на стоящих напротив мужчин.
— И что теперь?
— Как что? Работать, деточка, — говорит папа. — Хорош прохлаждаться.
Работать. И не прохлаждаться. То, что Яр отправляется смотреть помещение под спортивный зал, вместо того, чтоб находиться рядом со мной говорит само за себя. Не верится. Мне правда не верится, что все… Вот так.
Но дни превращаются в недели, недели — в месяцы. Я разбираюсь с организаторами боя, Максу выплачивают компенсацию за травму, вступаю на должность заместился генерального директора «Брика». Яр с головой уходит в дела и полтора месяца спустя — в рекордно короткий срок — уже открывает зал. Учитывая масштаб события, имя и результаты первого месяца работы, пройдет пара лет и зал превратится в сеть.
До Нового года остается четыре дня. Выпадает снег, и столица становится похожа на сказочный городок.
— У меня ощущение, что мы прощаемся, Кать, — Миха сидит напротив в кофейне и потягивает «американо».
Нога зажила, он уже практически не прихрамывает. Месяц-другой и, пожалуй, начнет постепенно возвращаться к тренировкам.
— Ни в коем случае. Я совмещаю! Хорошо быть боссом.
— Смотри мне, — подмигивает. — Моя карьера в твоих руках.
Болтаем еще немного, а потом он уезжает на вокзал, чтоб через несколько часов уже быть в родной Одессе. Этот Новый год у него будет с семьей, без блондинок.
Гуляю по торговому центру, затариваясь всякой всячиной для новогоднего стола в нашем доме. Нашем с Яром новом доме, в который внезапно превратилась та недостроенная конструкция, в которую он привез меня, когда похитил со свадьбы. Время от времени мужчина спрашивал меня мельком о вкусах в интерьере, показывал фото в сети. Все невзначай, не акцентируя внимание. И, собрав по крупицам информацию, он передал пожелания дизайнеру, а тот создал просто нереальный проект, который уже воплощен. Мой охранник Костя стоически терпит шоппинг. Его присутствие обязательно если я не с Яром, ведь я теперь «в бизнесе». Иначе папа переживает. А ему нельзя. У него сердце. Пусть даже то не мешает ему снова тягать железо, пусть и с меньшим пылом.
— Катерина, машину посмотрели, нашли проблему, исправили. Женя ее уже везет.
— Спасибо.
И что там стучало, интересно. Открываю рот спросить, но передумываю. О машинах парни готовы говорить часами.
Спускаемся на подземную парковку. Женя отдает ключи и прощается, его ждет такси. Включается мой телефон. Опершись о колонну роюсь в сумке. Костя грузит покупки в багажник, запирает его и садится за руль.
— Яр, привет, я…
— Ты где? — чужим голосом орет он в трубку.
— На парковке, сейчас уже поеду. А что…
— Не подходи к машине, в ней…
Мерный рокот двигателя. И громкий, просто оглушительный взрыв. Жуткий удар, сбивающий с ног и еще один — о бетонный пол. Звон, гул, вспышки перед глазами. Боль. Темнота.
Глава 54
Вспышки света. И от них глазам так больно, словно в них снова и снова вонзаются десятки лезвий. Лица надо мной. Незнакомцы. Парамедики. Они что-то говорят, но я не слышу слов. Лица у них добрые, обеспокоенные, напряженные. Что произошло? Взрыв? Я точно помню взрыв… А со мной? Что со мной?
Хочу что-то сказать, спросить, но из горла не вырывается ни звука, а мысли ускользают. И мне ужасно-ужасно больно сразу везде, будто меня избили. В ушах звенит. Голова разламывается.
Яр. В его синих-синих глазах столько боли, отчаяния, какого-то смертельного ужаса, что это затмевает мою собственную физическую боль.
— Я-р, — с трудом выдавливаю, заикаясь.
Ответа уже не слышу.
Белый потолок, светло-зеленые стены. Люди в бирюзовых формах, врачи. Какая-то аппаратура. Обрывки фраз. Контузия. Легкая. Что это? Что-то про войну, военных…Я причем?
Что ж так сильно болит голова? И внезапно тошнит настолько, что я едва успеваю повернуться на бок и меня выворачивает. Все вокруг меркнет, удержать сознание выше моих сил. А их как будто вообще не остается.
Полумрак. Глазам так намного проще. Но все равно ощущение, что в них насыпали песка. Веки тяжелые, опухшие. И красные, совершенно точно. Как и глаза Яра надо мной. Он плачет. По бледному, как мел, лицу скользит слезинка. Исчезает в густой щетине. Губы двигаются.
— …все нормально, слышишь? Не бойся! Ты поправишься!
Его голос срывается. Горячие губы прижимаются к моей ладони. Покрывают ее поцелуями.
— Не…п-плачь, — выдавливаю.
Поднимаю руку. Она словно тонну весит. И дрожит как от предельного напряжения. Но я все же дотягиваюсь ею до заросшей щеки. А Яр сразу перехватывает мою ладонь. Держит, прижимая к своему лицу. Оно меркнет перед глазами.
— …ненавижу тебя ненавижу-у! — рыдает мама. — Из-за тебя моя дочь едва не погибла!
Папин ответ я уже не слышу. Уплываю снова. Темнота манит. Там не больно.
Светло. Мама и папа. Мама плачет и гладит меня по волосам, а папа застыл рядом, как каменная статуя.
— Катюша! Как себя чувствуешь? — пробивается сквозь звон в ушах.
— Го-ло-ва болит, — заикаюсь, давлюсь словами. Подкатывает тошнота. Медленно и осторожно вздыхаю, и выдыхаю. Минута и приступ проходит.
— Ничего, это ничего, все пройдет, дочка.
— Где…Яр?
И он материализуется, как из воздуха. Бледный и будто постаревший на десяток лет. Я различаю у него на макушке седую прядь. Протягиваю руку, словно со стороны наблюдая, как собственные подрагивающие пальцы тянутся к волосам мужчины. Чувствую их шелк. Да, это и правда седина. Он поседел за…
— Сколько времени?
— Половина первого.
— Уже…следующий день?
— Не волнуйся ни о чем. Все будет хорошо.
Осмотры, обследования, какие-то вопросы для понимания в порядке ли память. Заверения, что мое состояние опасений не вызывает и все будет хорошо. Какая-то еда. Капельницы. Боль. Головокружение. Страх чего-то, что не получается описать даже в мыслях.
Мне нельзя вставать, да я бы и не смогла. Трудно, больно даже пошевелиться. Повернуть голову, поднять руку. Кружится голова и подташнивает. А еще страшно. Страшно до паники.
— Я помню, что взорвалась машина. Костя погиб, да? Это… Это все Игорь, верно? Где он?
— Арестован, — рычит Яр. — Кабин… Он мне позвонил, предупредил. И он его сдал. Игорю не отвертеться. Не волнуйся ни о чем.
Меня снова и снова просят не волноваться. Рассказывают, что переживать не о чем. Все, что нужно-это отдыхать, поправляться. И мне правда потихоньку становится лучше. Яр от меня практически не отходит, ухаживает сам, отмахиваясь от попыток его сменить. Кое-как заставляю его спать — хотя бы рядом со мной, на одной койке, и есть, когда ем сама.
