Наверное, в чем-то проще, когда твоими главными заботами являются борьба за мир и социальные реформы. Он достиг так называемого среднего возраста — раньше эти годы всегда казались ему серыми и далекими. Он вспомнил, как был молодым, гораздо моложе парня, который сейчас сидит рядом с ним и думает о любимой женщине. Раздосадованный, Уилл залпом выпил свое бренди.
— Ты любишь Либби?
— Я как раз задавал себе тот же самый вопрос.
Уилл налил себе вторую рюмку. Следы сомнения и раздумий в голосе Кэла понравились ему больше легкого, гладкого ответа. Сам он всегда отвечал быстро и гладко. Ничего удивительного, что отец Каролины его терпеть не мог.
— Ну и как? Нашел ответ?
— Нашел, но он не слишком удобный.
Кивнув, Уильям поднял рюмку.
— До того как познакомиться с Каро, я собирался вступить в Корпус мира или стать тибетским монахом. А она только-только закончила школу. Ее папаша хотел меня пристрелить.
Кэл ухмыльнулся. Бренди приятно согревало внутренности.
— Знаете, сегодня я обрадовался, что у вас нет оружия.
— Я подумывал о пистолете, но по натуре я пацифист, — заверил его Уильям. — А у отца Каро все было серьезно. Ужасно хочется поскорее сказать ему, что она снова беременна. — Забывшись, он широко улыбнулся, предвкушая разговор с тестем.
— Либби надеется на братика.
— Она сама так сказала? — Уильям вздохнул. Неужели у него родится сын? — Либби мой первенец. Каждый ребенок чудо, но первенец… По-моему, от этого никогда не оправишься.
— Либби действительно чудо. Она изменила мою жизнь.
Лицо Уильяма отяжелело. Возможно, Хорнблауэр не понимает, что влюблен, но со стороны виднее. Сомневаться в его состоянии не приходится.
— Ты понравился Каро, — заметил Уильям. — Она как-то умеет заглянуть человеку в душу. А я скажу тебе только одно: Либби совсем не такая крепкая, какой кажется. Будь с ней осторожен!
Он поспешно встал. Не хватало еще читать мораль!
— Поспи, — посоветовал он. — Каро любит вставать с рассветом и печь оладьи из цельного зерна или готовить йогуртовую запеканку с киви. — Уильям выразительно осклабился. Лично он гораздо охотнее ел бы на завтрак яичницу с беконом. — Кстати, ты очень выиграл в ее мнении, когда пожирал се рагу с тофу и миндалем!
— Было на самом деле очень вкусно.
— Ничего удивительного, что ты ей поправился. — Дойдя до подножия лестницы, Уильям остановился. — Кстати, у меня есть почти такой же свитер.
— Подумать только! — Кэл с трудом подавил усмешку. — Как тесен мир!
Глава 10
— Так и знала, что ты рано встанешь. — Либби вышла из кухни и подошла к матери.
— Не так уж и рано, — вздохнула Каролина, досадуя на себя за то, что проспала рассвет. — Последние два месяца мне все труднее вставать.
— Тошнит по утрам?
— Нет. — Улыбнувшись, Каролина обняла дочь за талию. — Похоже, все трое моих детей избавили меня от этой напасти. Я когда-нибудь говорила тебе, что испытываю к ним огромную благодарность?
— Нет.
— Ну так вот, слушай сейчас. — Быстро поцеловав Либби в щеку, она заметила, что под глазами у дочери залегли тени. — Погулять хочешь?
— Да, с удовольствием.
Они не спеша побрели в лес; колокольчики на запястьях Каролины весело звенели. Столько всего осталось таким же, как было, подумала Либби. Деревья, небо, тихая хижина за спиной. И столько всего изменилось. Она на секунду положила голову маме на плечо.
— Помнишь, как мы любили вот так гулять втроем — ты, Санни и я?
Густо сплетенные ветви деревьев образовали у них над головой прохладный зеленый туннель. Каролина рассмеялась.
— Гуляли только мы с тобой. Санни никогда не «гуляла». Стоило ей выйти из дому, как она куда-то стремительно неслась. А мы с тобой неспешно бродили по лесу — совсем как сейчас.
«Интересно, каким будет мой третий ребенок», — подумала Каролина, заново испытывая трепет предвкушения.
— А потом приносили домой цветы или ягоды, чтобы папа думал, что мы делали полезное дело.
— Кажется, оба наших мужчины сегодня проспали. — Видя, что Либби не отвечает, Каролина замолчала. Лес понемногу оживал, наполнялся звуками, шуршанием мелких зверьков в кустах, пением птиц в небе. — Либби, мне нравится твой друг.
— Я рада, что он тебе нравится. Я хотела, чтобы он тебе понравился. — Либби нагнулась за прутиком и принялась на ходу ломать его на кусочки.
Каролина улыбнулась. Санни всегда сразу спешит поделиться радостью или горем, а Либби, ее тихая, разумная Либби держит свои чувства при себе.
— Гораздо важнее, чтобы он нравился тебе.
— Он мне нравится… Очень нравится. — Заметив наконец, чем она занимается, Либби отшвырнула в сторону обломок прутика. — Он добрый, веселый и сильный. Мне было очень хорошо с ним… здесь, сейчас. Я никогда не думала, что кто-нибудь вызовет во мне такие чувства, какие вызвал Калеб.
— Почему ты говоришь об этом как-то невесело? — Каролина дотронулась до щеки дочери. — В чем дело?
— Время… которое мы провели вместе… скоро закончится.
— Не понимаю. Почему закончится? Если ты влюблена в него…
— Да, — пробормотала Либби. — Я очень его люблю.
— Тогда в чем дело?
Либби вздохнула. Невозможно объяснить, подумала она.
— Ему нужно возвращаться к своим… к своим родным.
— В Филадельфию? — в недоумении уточнила Каролина.
— Да. — На губах Либби появилась улыбка, задумчивая и грустная. — В Филадельфию.
— Не понимаю, какая разница, — заговорила Каролина. Она остановилась и схватила Либби за руку. — Ох, родная… он что, женат?
— Нет. — Либби чуть не рассмеялась, но заметила в глазах матери глубокую и неподдельную тревогу. — Нет-нет, дело в другом. Калеб не способен на бесчестный поступок. Я пока ничего не могу тебе рассказать… но мы с самого начала знали: Калебу нужно вернуться туда, откуда он родом, а я… мне придется остаться.
— Что значат несколько тысяч километров, если двое людей хотят быть вместе?
— Иногда… как бы тебе объяснить… расстояние значит гораздо больше, чем кажется. Не волнуйся. — Либби нагнулась и поцеловала мать в лоб. — Я ни на что не променяла бы время, проведенное с Кэлом. Когда я была маленькая, у нас в хижине висел плакат. Помнишь? Там было написано. «Что имеешь — отпусти. Не вернется — не твое».
— Мне тот плакат не нравился, — прошептала Каролина.
На сей раз Либби рассмеялась.
— Давай нарвем цветов!
Через несколько часов Либби и Кэл провожали родителей. Они стояли на крыльце и смотрели им вслед. Отец сидел за рулем дребезжащего пикапа, мать высунулась из окна и махала им рукой.
