– Что ты делаешь?
Джеффи не хотелось оставаться в этом мире. Если переулок Тенистого Ущелья, их бунгало, их островок безопасности в это мире был заброшен и потихоньку разваливался (причем уже довольно давно), а Суавидад-Бич опустел, – это случилось не просто так. Всему виной какая-нибудь болезнь, секта психопатов или загадочное существо, неизвестное в других мирах, и Джеффи вовсе не хотелось столкнуться ни с одной из этих предполагаемых причин катаклизма.
Прежде чем он ответил, Эмити сообразила, что к чему.
– Нет, пап, нельзя нам на первичную Землю. Ты же сам сказал, там по меньшей мере дюжина злодеев, и они знают, где искать ключ. Так что перекроют переулок и будут нас поджидать. Если вернемся, нам хана.
– Значит, нужно прыгнуть в другой мир. – Он нажал на кнопку «ВЫБОР». – В любой, не помеченный черепом с костями.
Однако когда появилась клавиатура, Джеффи замешкался. Земля 1.13 не считалась враждебной, и все же там водился Умница, да и в целом тот мир изобиловал опасностями, о которых Джеффи и помыслить не мог, пока этот чертов ключ не попал к нему в руки. Не важно, какой номер он выберет. Это будет прыжок вслепую. Они с Эмити могут, к примеру, оказаться в самой гуще перестрелки, и это еще не самый худший вариант.
Эмити достала что-то из кармана джинсов, вытянула руку и посветила себе на ладонь:
– Глянь, что я вчера нашла.
Джеффи не сразу понял, что она ему показывает, но потом увидел, что в руке у нее осколок челюсти с тремя зубами.
– Лежал в траве, – сказала Эмити. – В парке возле пляжа. Ты сидел на лавочке, читал книжку Харкенбаха. И еще там повсюду были медные гильзы. Наверное, в том парке расстреливали людей. А зубы принадлежали человеку, которого там казнили.
Джеффи с содроганием взглянул на эти мощи, перевел взгляд на дочь и подумал, что знает ее не настолько хорошо, как ему казалось.
– Почему молчала?
– Хотела зайти в тот дом на Вишневой, взглянуть на маму. Если бы сказала, ты бы сразу схватил меня за руку и вернулся на первичную Землю. Наверное, я поступила неправильно.
– Наверное?
– В общем, я не хочу возвращаться в тот мир. – Она швырнула зубы в заросли сорняков. – Но если мы прыгнем куда-нибудь, лишь бы убраться отсюда, можем оказаться в месте еще похуже той помойки с Умницей и «Волками Справедливости».
– Может, «похуже» – это здесь. По крайней мере, все выглядит именно так.
Эмити медленно обвела взглядом ночной переулок, словно в голове у нее был радар, настроенный на злоумышленников.
– Здесь явно случилась какая-то мерзость. Но все уже в прошлом. Буря миновала.
– Я в этом не уверен, – возразил Джеффи.
– Послушай, какая тишина. Все уже давно улеглось.
– Тишина – это приманка. Только расслабься, и мышеловка захлопнется.
– Не в каждой книжке. И не в каждой главе. Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
– Думаю, сейчас не время сыпать цитатами.
– Согласна, – сказала она. – Пойдем-ка в город. Поищем безопасное место для прыжка домой.
Джеффи усмехнулся – кисловато, но искренне. Он был намерен защитить Эмити любой ценой. Вот бы еще знать, какой ему выкатят счет.
– Ладно, твоя взяла. Но иной раз мне кажется, что я, сам того не желая, воспитываю будущую адвокатшу.
Он нажал на кнопку «ОТМЕНА». Клавиатура исчезла, экран устройства потемнел. Джеффи сунул ключ в карман.
– Пока мы не ушли, – сказала Эмити, – глянь направо, на подъездную дорожку. Там какая-то странная машина.
Джеффи уже видел ее периферийным зрением, но было очень темно, и он не заметил никаких особенных странностей.
Эмити свернула в заросли сорняков и направила луч фонарика на седан. Джеффи последовал за ней. По спине и затылку его побежали мурашки – и не потому, что у машины был чересчур зловещий вид. Представьте себе Александра Грэма Белла, совершающего первый в истории телефонный звонок, только в руках у него не анахроничное переговорное устройство, а новенький айфон. Так вот, эта машина выглядела столь же нелепо. Важный штрих к образу этого мира, но Джеффи поначалу не сообразил, что в нем такого важного.
49
Папа обожал всякие старинные штуковины: статуэтки Деметра Чипаруса, керамику Клариссы Клифф, постеры ар-деко и, конечно же, автомобили всевозможных древних фирм – «корды», «такеры», «оберны» и «грэмы». А еще «форды» тридцать шестого года и «кадиллаки» сорокового, ну и все такое прочее. Дорогой коллекционный экземпляр был ему не по карману, но у него целый шкаф был забит книжками и журналами про эти машинки.
Время от времени в журналах попадались концепт-наброски или карикатуры на транспорт будущего: сядешь в такое чудо техники – и полетел прямиком на Луну. Машина на подъездной дорожке Боннеров была как раз из таких: приземистая, обтекаемая, сплошь состоящая из изогнутых линий. Таких машин Эмити никогда не видела. Агрегат был бесшовный, словно его не собрали из деталей, а отлили целиком. Ни ручек на дверцах, ни отливов, ни крышки бензобака. Окна, похоже, были из того же материала, что и кузов. Фонариком они не просвечивались, но Эмити решила, что, если смотреть изнутри, все будет прекрасно видно.
Отец направился к машине, и Эмити последовала за ним. Спереди не было ни решетки радиатора, ни других отверстий, а фары и поворотники – если они, конечно, здесь имелись – были установлены заподлицо с корпусом и сделаны из того же материала, что и весь остальной автомобиль.
– Номерного знака нет, – сказал папа.
– И зеркал заднего вида тоже, – добавила Эмити.
– И крышки капота.
– Может, это вообще не машина.
– Ну как не машина, когда машина, – сказал папа.
– Может, она вообще не ездит, а летает.
Эмити было не по себе. Ей казалось, что в салоне кто-то есть. Сидит и смотрит на них сквозь светонепроницаемое ветровое стекло.
Нет, это вряд ли. Если там кто и есть, этот человек мертв, причем уже давно. Сгнил или превратился в мумию. Весь этот район был похож на кладбище. И на западе огней тоже не было, а значит, Суавидад-Бич опустел, все жители из него ушли, и это в лучшем случае, а в худшем улицы города завалены трупами.
Папа провел рукой по крылу автомобиля:
– Смотри, никакой пыли. Словно его помыли час назад.
Эмити пошарила лучом фонарика по подъездной дорожке. Асфальт был усыпан сухими листьями и прочим мусором, сквозь трещины пробились сорняки. Если на машине недавно ездили, растения должны быть примяты, а листья раскрошены, но ничего подобного.
С кроны дуба упал сухой лист, за ним другой. Оба опустились на капот – если, конечно, это был капот, – и их тут же как ветром сдуло, вернее, двумя ветрами, потому что листья разлетелись в разные стороны, хотя ночь была не только кромешно-темной, но еще и совершенно тихой.
