Перед штурмом жилища Чарльза Пеллафино и захватом ключа ключей нужно было обставить все так, словно шефа Эстерхауса прикончил Джеффри Колтрейн, чтобы его гибель во время операции не вызвала лишних вопросов.
Колтрейна придется валить, в ином случае ключ Фолкерку не достанется. Вообще-то, Колтрейна нужно валить хотя бы потому, что ему известно о существовании ключа.
Эмити Колтрейн тоже не жить, ведь она знает про ключ. И к тому же увидит, как будут убивать ее папашу. Да и в целом зараза она хитрожопая.
Смерть Чарльза Пеллафино спишем на то, что он укрывал Колтрейна, а тот вступил в заговор с предателем Харкенбахом, и еще… кстати говоря, это сам Пеллафино вступил в заговор с Харкенбахом, и оба работают, допустим, на русских. Подробности можно обдумать позже, когда Фолкерк убьет всех, кого нужно убить.
Не исключено, что после штурма Фолкерк сумеет представить все в таком свете: Колтрейна загнали в угол, он отчаялся, совершил убийство, а потом покончил с собой, но перед этим застрелил дочь. Красота.
Можно будет подделать документы, доказывающие, что Колтрейн – мастер по ремонту радиоприемников, а в остальном не человек, а пустое место – приютил у себя Эдвина Харкенбаха, подлеца и предателя, помог ему избежать ареста за разглашение государственной тайны, но шеф Эстерхаус раскусил его, и поэтому Колтрейн его прикончил. В этот самый момент Джейсон Франкфурт подделывает родословную пистолета, из которого будет убит Фил Эстерхаус, так что отныне это оружие принадлежит Колтрейну. Он приобрел его два года назад.
Боль отступила, а таблетки прибавили Фолкерку уверенности в себе, и он чувствовал, что возможности его поистине безграничны, а план безупречен. Еще раз прокрутив его в голове, Фолкерк пришел в такой восторг, что тихонько рассмеялся и закурил сигарету. Приятно было почувствовать себя счастливым после всего, что выпало на его долю, тем более что счастливым он себя чувствовал крайне редко.
Докурив сигарету до половины, он понял, что не слышит шума воды в ванной напротив спальни. И не знает, как давно выключили душ.
Вдобавок к этому он осознал еще одну не менее важную вещь. Если ни Эллен Эстерхаус, ни ее муж не были курильщиками, Фолкерку тоже не следовало зажигать сигарету.
Выходит, он сильно рискует. Может, сознание у него не такое уж ясное?
В этот момент из ванной вышел Филип Эстерхаус.
Фолкерк уже видел шефа полиции, и не раз, но тот всегда был полностью одет. Теперь же на нем были только короткие трусы. Без формы Эстерхаус являл собой впечатляющее зрелище: мускулистый, подтянутый, словно высеченный из камня.
– Вы похожи на полубога, – сообщил ему Фолкерк и сам удивился собственным словам, хотя произнес их от всего сердца.
В руке у шефа был пистолет.
«Это ж надо, даже в душ с пистолетом ходит, – озадаченно подумал Фолкерк. – Параноик, наверное».
– Что вы, черт побери, здесь делаете? – осведомился Эстерхаус.
– Курю, – сказал Фолкерк, переложил сигарету из правой руки в левую и затянулся.
Это был чрезвычайно остроумный ответ, но шеф даже не улыбнулся. Поэтому Фолкерк выдохнул дым и продолжил:
– Нам нужно поговорить.
– Хотите поговорить? Жопу в горсть – и вон из моего дома. В участке поговорим.
Эстерхаус не стал направлять пистолет на Фолкерка. Вместо этого он опустил руку, и теперь дуло смотрело в пол.
Фолкерк тоже не стал направлять свой пистолет на шефа (тот лежал у него на коленях), но опустил правую ладонь на рукоять – сразу после того, как переложил сигарету в левую руку.
Торшер освещал лишь левую половину его лица и левую руку с сигаретой, так что колени были в тени. Фолкерк решил, что сейчас он выглядит очень круто, как загадочный персонаж из какого-нибудь фильма. Он всегда считал, что чем-то похож на молодого Майкла Дугласа, разве что он, Фолкерк, посимпатичнее будет.
– Причина, по которой я нарушил ваше уединение, – он устало вздохнул, – кроется в том, что я хочу поведать вам одну тайну, строго по секрету и с глазу на глаз. Дело в том, что у меня появилась весьма неприятная информация касательно вашей супруги и ее отношений с человеком по имени Чарльз Пеллафино.
– Что за чушь? – Эстерхаус сделал шаг вперед. – Думаете, что вам…
Держа сигарету в левой руке – апатично, чтобы не спугнуть клиента, – Фолкерк открыл огонь. Стрелять с одной руки в высшей степени непрофессионально, но что уж тут поделаешь. Он выпустил три пули подряд. Из-за отдачи две пули из трех прошли мимо цели. Эстерхаус успел выстрелить лишь один раз, но тоже не промахнулся.
Фолкерк получил чудовищный удар в грудь. Хотя пуля, испортив рубашку, застряла в кевларовой броне, поле зрения его сузилось до почти обнаженной фигуры противника. Остальная часть комнаты утонула во тьме. Фолкерк попытался сделать вдох, но тщетно. Удар, наверное, антидотировал действие викодина, и Фолкерку показалось, что в груди у него не легкие, а осколки стекла.
На шефе полиции вместо кевларовой брони были короткие хлопчатобумажные трусы. В любом случае пуля Фолкерка угодила значительно выше трусов, а именно в горло: вырвала Эстерхаусу пищевод, перебила по меньшей мере одну из сонных артерий и отделила головной мозг от спинного.
Полубог, упав, превратился в некрасивый труп, но Фолкерк пока не был готов вскакивать с кресла и пускаться в победный пляс. Вероятно, выстрел Эстерхауса не был бы столь ощутимым, если бы не три пули Харкенбаха, попавшие в грудь Фолкерка сегодня утром. Наконец он снова смог дышать и тут же принялся ловить ртом воздух, но вдохи и выдохи, казалось, шли через преграду из раздробленных костей. Примерно через минуту боль улеглась, а еще через минуту двойная доза викодина сотворила очередное чудо.
Во время перестрелки Фолкерк выронил сигарету, и теперь с ковра поднималась струйка дыма. Выбравшись из кресла, Фолкерк затоптал очаг потенциального пожара.
Сунул пистолет в кобуру, взял пустой стакан, где недавно была смесь колы и бренди, и, опираясь на трость, уковылял на кухню. Стакан он поставил на столешницу рядом с раковиной: хозяйка вымоет.
Насчет отпечатков, ДНК и прочих улик он не беспокоился. Шефа полиции убил Джеффри Колтрейн, связанный с делом Харкенбаха, а дело Харкенбаха подпадает под юрисдикцию Фолкерка и его команды, включая криминалистов, а посему в этом доме не будет обнаружено ничего неожиданного.
Глядя на пустой стакан, он подумал, не стоит ли плеснуть в него колы и закинуться третьим викодином, но тут же сообразил, что мысль эта довольно опасная, поскольку в организме у него и так уже многовато лекарств. Еще один викодин ему точно не нужен. Боли Фолкерк не чувствовал и был совершенно счастлив – даже счастливее, чем когда пристрелил свою мачеху в одном из параллельных миров.
Однако он продолжал пялиться на пустой стакан. Было в этой штуковине что-то загадочное, как будто зловещая пустота в стакане хотела открыть Фолкерку какую-то тайну. Через пару минут он сообразил, что пустой сосуд символизирует неудачу. Пожалуй, это предзнаменование. Предупреждение, что штурм дома Пеллафино может пойти не так, как надо – как здесь, например. Ведь предполагалось, что перестрелки не будет. Будет один-единственный выстрел. А тут целая операция с группой захвата, и последствия могут оказаться катастрофическими. Счастливый Фолкерк, у которого ничего не болело, вдруг понял, что способен видеть положение вещей с новой, доселе недоступной ясностью. Вот, допустим, стакан. Он пустой. А пустой стакан – это тебе не шуточки. Наверное, сама судьба велит Фолкерку присматриваться к знакам и символам.
