Глеб с Алиной выдохнули и дружно решили, что с известием о беременности лучше подождать. Все-таки продвигаться вперед лучше маленькими шажками. Познакомили родителей – и то хорошо. Зачем снова рушить это хрупкое перемирие?
Семейный ужин оказался не так уж плох. Его не испортили ни мамины семейные альбомы, ни ее ностальгические истории про Глебово детство, ни даже попытки Рудакова-старшего вытянуть информацию про «Праздник на выезде». Теперь Глеб был не один. Алина, как верный друг и напарник, все время сидела рядом, время от времени сжимая под столом его руку, чтобы дать понять: «Все будет хорошо. Мы справимся».
– Ты скучаешь? – спросила она, положив голову Глебу на плечо, когда они вышли в сад отдышаться после каре ягненка с брусничным соусом.
– По маме с папой? – хмыкнул Рудаков. – Издеваешься, что ли?
– Нет. По ней.
Глеб уж подумал было, что она снова завела шарманку про Настю, – и без того ушло немало времени, чтобы унять ее ревность и доказать, что ему никто, кроме Алины, не нужен, – но тут он заметил, что она куда-то пристально смотрит. Проследил за ее взглядом и понял наконец, о чем речь. Его первая любовь. Оранжевая «ламба». Отец зачем-то выставил ее из гаража. Либо сам на старости лет решил полихачить, либо нарочно припарковал на самом видном месте, чтобы задеть Глеба. Странно, но былого восторга она у Рудакова уже не вызвала. И цвет этот дурацкий резал глаза, и агрессивная мордашка, от которой раньше дух захватывало, казалась выпендрежной.
– Вообще нет. Люблю наш катафалк. – Глеб прижал Алину к себе.
– Не катафалк, а патимобиль, – поправила она. – Вот только сиденья вместо гробового отсека установят…
– И где ты тогда будешь рожать? – притворно испугался он.
– Ну, за восемь месяцев мы найдем местечко…
– Восемь месяцев?!
Алина с Глебом испуганно оглянулись, словно их застукали на месте преступления. Хотя… В сущности, так оно и было. По крайней мере, негодование, которое явственно читалось на лицах Татьяны Сергеевны и Марины Олеговны, красноречиво говорило: последствия будут страшными.
– Паша! – первой пришла в себя мать Алины. – Твоя дочь скрывала от нас беременность!
– Боже мой, – переполошилась мать Глеба. – Они ведь даже еще не расписались! А если будет видно живот на свадьбе? Все Кирюшины партнеры скажут, что брак по залету… Так, у Лебедева должны быть связи в ЗАГСе…
– Какую беременность? – вынырнул из дома Пал Семеныч.
– А я уж и не знаю, она ведь не соизволила даже прийти на осмотр! – Марина Олеговна сверилась с часами. – Если сейчас вызвать такси, будет еще смена Жуковой, она лучшая узистка. Сначала исключим внематочную…
– Лев Львович? Здравствуй, дорогой, – пробасил Рудаков-старший в телефон. – Мне бы сына расписать… Поскорее, скажем, через недельку. У тебя в ЗАГСе есть свой человек? – И он вдруг расхохотался. – Да ну, какой вопрос, конечно, ты приглашен! И дочку с мужем бери, и внуков…
– Через недельку! – Татьяна Сергеевна схватилась за голову. – Все рестораны уже забиты. А нам надо человек на сто…
– Сто пятьдесят, – поправил Кирилл Андреевич, прикрыв рукой динамик.
– Стоп, а мои коллеги? Я ж Меламеда должен позвать… И Знаменского… – засуетился Пал Семеныч.
– От твоих алкашей один позор, – оборвала мужа Белкина-старшая. – А если я не приглашу заведующую родильным, она опять мне даст меньше контрактниц! Но сначала надо исключить патологии. Может, ей вообще ходить нельзя. Алина, какие у тебя выделения? Не было кровянистых?
– Что? – пытался перекричать остальных Рудаков. – В четверг?
– А четверг у нас что? – Мать Глеба принялась загибать пальцы. – Тринадцатое. Нет, ни в коем случае! Примета плохая. Пятницу проси.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – шепнул Глеб Алине на ухо.
Та молча кивнула, схватилась за еще плоский живот и со всей силы крикнула:
– А-а-ай!
А потом, когда все наконец замолчали, в ужасе уставившись на нее, спокойно добавила:
– Нет, показалось.
– Так, ребят, – вмешался Глеб. – Алине нельзя нервничать.
– Эмбрион плохо прикрепился? Эндометрий тонкий? – затараторила Марина Олеговна. – Я так и знала…
– Мам, все у меня хорошо, – успокоила ее Алина. – Давайте мы лучше пойдем в дом, сядем и все обсудим, как взрослые люди, – и она подняла ногу, сделав вид, что уже собирается подняться на крыльцо, а сама украдкой сжала пальцы Глеба.
– Да-да. Идемте. У меня и крем-брюле готово… – Татьяна Сергеевна послушно затолкала всех внутрь.
– Три, два, один, – едва слышно сосчитала Алина, бросила на Глеба короткий взгляд – и оба ринулись прочь, как по выстрелу стартового пистолета. – Кто первый, тот за рулем! – Белкина прибавила скорости.
Глеб мог бы обогнать ее, но не стал. Любил смотреть, как она радуется победам.
– Распишемся без них? – спросил он, когда желтый катафалк, подняв облако пыли, сорвался с места.
– Само собой. Джинсы, футболки…
– И никакого мальчишника, – закончили они вместе и засмеялись.
А потом, когда Алина включила любимую песню, барабаня в такт пальцами по рулю, Глеб прислонился лбом к холодному стеклу и посмотрел в ночное небо, подмигивающее между кронами деревьев. Хорошо все-таки, когда там, наверху, кто-то слушает твои молитвы.
