Стас был напряжен и зол. Злость ощущалась в воздухе, как дикий зверь. Я знала, что он любит меня. И ненавидит тоже.
Он хотел сделать мне больно. Только последние капли разума удерживали его от необдуманных поступков.
Я хотела знать, как далеко он может зайти. Поэтому качнулась вперед, тыльной стороной ладони шлепнула по его руке, убирая ее от моего подбородка. Удар получился хлестким.
Стас дернулся, молниеносно хватая меня за горло, толкая назад. Спиной я почувствовала прохладу, наткнувшись на холодильник, но не успела ничего сделать – Стас двинулся ко мне, вжимая своим телом мое так, что я не могла пошевелиться. Жадно потянул край пояса, отшвыривая его в сторону – халат распахнулся, и его ладони заскользили по моей талии, поднимаясь выше.
Наклонившись, он коснулся губами шеи, прикусывая нежную кожу и оттягивая ее зубами. Я застонала – то ли от боли, то ли от предвкушения. Это послужило для Стаса сигналом – он словно обезумел, подхватил меня, отрывая от пола. Я обвила ногами его бедра, прижимаясь теснее. Мне хотелось быть еще ближе, сжать еще крепче, раствориться в нем без остатка, запомнить эти мгновения, став их неотъемлемой частью.
Холодильник покачивался, не в силах устоять перед нашим напором. Кажется, я вскрикивала, не заботясь, что могу разбудить весь дом; мои ногти оставляли красные полумесяцы на чужой коже, голова запрокинулась назад.
Вопреки моим опасениям, Стас не сделал мне больно. Напротив, его прикосновения стали нежнее, толчки – размереннее, интимнее. Наощупь найдя губами мои губы, он медленно поцеловал меня, затем коснулся щеки и потерся об нее носом.
Я зажмурилась. Глаза защипало от слез, в груди бурным потоком разлилась нежность. Мой. Мой Стас. Такой родной, но в то же время далекий. Незнакомец с запахом Стаса и его лицом.
Я уткнулась лицом в его плечо, прерывисто всхлипнула, чувствуя, как сильная дрожь сотрясает тело. Аккуратно поставив меня на ноги, Стас, шумно дыша, придержал меня за локти, чтобы я не упала.
– Ты как? – тихо спросил он.
– Хорошо, – улыбнулась я. Слава Богу, в темноте он этого не видел.
–Пойдем.
Он потянул меня за собой, направляясь в сторону комнаты, которую я занимала. Вопреки моим ожиданиям, не оставил меня одну, а зашел следом, и лег на кровать, выжидающе похлопав рукой по скомканному покрывалу.
– Ты будешь спать здесь?
– Завтра тяжелый день. Надо выспаться, – на мой вопрос он не ответил. По крайней мере, не так, как хотелось мне.
Я легла рядом, прижавшись к теплому телу, и закрыла веки. Спустя час проснулась от жажды – вставать не хотелось, но пить хотелось сильнее. Перевернувшись, я вытянула руку вправо и нащупала только холодные простыни. Открыла глаза, сев на кровати, сонно моргнула, уставившись на пустую половину кровати. Стас ушел.
Серое предрассветное небо уже окрашивалось розовым цветом, поэтому ложиться обратно спать я не собиралась. Вместо этого села на кровати, обхватив руками коленки, как в детстве, и молча смотрела в окно, глядя, как сумерки уступают место новому дню.
И зачем я только это сделала?… Вздохнув, я покачала головой. Ну, подумаешь, переспали, просто захотелось вспомнить былое… Нервы, стресс, длительное время без мужчины просто дали о себе знать. Сделали – и забыли.
Но забыть никак не получалась, я начинала злиться, и поэтому решила думать о деле, вместо того чтобы истязать себя мыслями о Стасе. Предположим, если Рамов не солгал, он действительно не успел узнать у Михаила, кто дал ему наводку. Хотя, конечно, я сильно в этом сомневалась. Ну, не ясновидящий же этот Михаил? Значит, кто-то его предупредил о том, что для ремонта будет выбрана фирма Милки. Кто-то, кто знал, что ремонт точно состоится. И этот «кто-то» явно из близкого окружения Тагалова.
После минутных размышлений я пришла к выводу, что на роль наводчика идеально подходит Воркутов. Скорее всего, начальник велел ему выкрасть флешку, сымитировав ограбление, но Воркутов решил переиграть Тагалова: нашел Михаила, рассказал о ремонте, тот очаровал недалекую Веру…
Я направилась в ванную и открутила оба крана на полную. Постояла, глядя, как набирается, вода, бухнула половину содержимого пузырька с пеной для ванны, и залезла в теплую воду. Блаженно откинула голову на бортик и зажмурилась.
… Даже если мои мысли верны, и это Воркутов, что это нам дает? Может, это он убил Михаила? Но как узнал, где он? Почему первым делом не побежал за флешкой?
Поморщившись, я вылезла и обтерлась полотенцем. Нацепив удобную одежду, вышла в гостиную. Судя по тишине, ребята еще спали, только Марья Семеновна на кухне готовила завтрак. Подумав, я присоединилась к ней.
– Доброе утро, – ехидно сообщила женщина, переворачивая лопаткой блин. – Как спалось?
– Чудесно, – оскалилась я.
– Ну, не знаю, – протянула Марья Семеновна. – Мне вот хорошо только на своей постели спится. В гостях совершенно уснуть не могу, оттого и не задерживаюсь там.
Намек был понятен. Ухмыльнувшись, я допила кофе и выдохнула:
– Марья Семеновна, за что вы меня так не любите?
Женщина вздрогнула, затем отложила лопаточку в сторону. Выключила плиту и медленно повернулась ко мне лицом. Я удивленно вздернула брови – если честно, я рассчитывала на очередную отговорку или презрительное молчание.
– Сначала ты мне показалась легкомысленной девицей, которая к деньгам Стаса прицепилась. Потом…
Марья Семеновна засомневалась, но все же продолжила:
– Потом вроде бы я поменяла мнение о тебе. Вы со Стасом так любили друг друга… И дня по отдельности прожить не могли. Я же видела, видела любовь в твоих глазах. Они прямо-таки светились от счастья, когда ты на Стаса смотрела.
«А глаза Стаса светились?», – чуть не брякнула я, но промолчала.
– А потом ты его бросила и уехала. И обратно не вернулась.
– Так нужно было, – холодно ответила, уязвленная обвинениями.
– Может быть. Но, когда время прошло, и отец Стаса погиб… Ты даже не позвонила, чтобы выразить сочувствие. Просто уехала и вычеркнула его из своей жизни, как ненужную вещь выбросила на помойку. Ты не представляешь, чего ему стоило это пережить.
«А мне? Мне чего стоило, вы знаете?», – хотела крикнуть я, но снова промолчала. К чему приведет этот бессмысленный разговор? Марья Семеновна всегда будет на стороне семьи Стрелецких.
Я налила себе еще кофе и вымученно улыбнулась:
– Вы правы.
Женщина кивнула, и вернулась к жарке блинов, но в глазах ее читалось разочарование. «Ну и пусть», – подумала я, замечая силуэт Милки. Взлохмаченная сестрица ворвалась на кухню, обняла меня и стащила блинчик прямо с общей тарелки, игнорируя немое возмущение Марьи Семеновны.
– Ларка, чего грустная такая?
– Нормальная. Главное, что ты цветешь и пахнешь.
