Но самое страшное в этом мужчине были его глаза. Полине показалось, что они совершенно черные, словно очень расширенные зрачки. Он медленно подошел к Елене и Дамиру, все так же смотря на них, словно гипнотизируя взглядом. А Полина смотрела на нож в его руке, который отрезал еще один тонкий ломтик яблока.
— Рустам, мы привезли сучку и их сына.
Их сына? Их — это кого? Сына Германа и Влада? Он был нужен им?
— А зачем мне их сучка? Ты думаешь, у меня на нее встанет, если ее до этого драли двое моих врагов?
Слова прозвучали эхом по холлу, оставляя на душе осадок. Значит, именно Полина была изначально не нужна в этом похищении, она попалась совершенно случайно.
— Или что ты предлагаешь, отдать ее парням? Ты им привез трофей?
Мужчина, наконец, обращает на нее внимание, а Полина жалеет о том, что не выпрыгнула из машины на ходу, что не выскочила на светофоре, что ничего не сделала, что должна была сделать. Он подходит к ней, не очень высокого роста, но очень крепкий, видно, как мышцы перекатываются под кожей, а в руке блестит лезвие ножа.2fde9b
Ее долго рассматривают, черные глаза скользят по лицу, все вокруг замерли, сама Полина, кажется, перестала дышать, но не опустила глаза в пол, а смотрела сама на мужчину, прижимая к себе сына. Сашенька на удивление спокоен, а вот его мама готова упасть в обморок в любую секунду. Но нельзя, не сейчас. Точно не сейчас.
— Так ты и есть та сучка Соболя и Немца?
— Нет.
— Нет?
Черная бровь поднялась от удивления вверх, губы скривились, лезвие ножа замерло в воздухе, так и не отрезав кусок яблока. Полина перевела взгляд на него.
— Рустам, она лжет, — Лена топталась в стороне.
— Закройся! — слишком громко, он выбрасывает недоеденное яблоко на пол, ведет головой так, что слышно, как хрустят позвонки. — Так, кто ты такая?
— Полина, Полина Самойлова, меня похитили эти люди, ничего не сказали и привезли сюда. Я не понимаю, для чего, я не знаю никаких Соболей и Немцев, или как там, не знаю никого. Все произошло так внезапно, эта девушка забрала моего сына, я не понимаю, для чего, они ничего не объяснили. Но я думаю, что это все задумала жена моего любовника, что все это организовала она. Ведь так? Это она вас наняла? Но я же говорила, что совсем не имею неких видов на ее мужа, но так получилось, что родился ребенок, но я сама его воспитаю.
Полина несла первое, что приходило на ум, если бы не было так страшно, то вся сцена напоминала второсортный любовный сериал. Но страшно было ужасно, и вся эта огромная фигура мужчины и его полный злобы взгляд и то, как он кричал на всех.
— Я могу даже уехать в другой город и никогда с ним больше не видеться.
— Дамир!
— Да, Рустам.
— Кто это? — низкий голос и взгляд прямо в глаза.
— Их женщина, а это сын.
— Кого, их? Я не понимаю, о чем вы.
— Покажи.
— Что?
— Покажи, или я посмотрю сам.
Он цепляет край детского одеяла ножом, у Полины обрывается сердце, она делает шаг назад, но упираясь спиной в стену. Она убирает край ткани, потому что лучше показать сына самой, чем ждать, когда его отберут и могут причинить боль.
Она сама смотрит на него, тут же следит за мужчиной, которой не поверил ни единому ее слову лжи. Он чуть склонил голову, на лице ни одной эмоции, только желваки играют на скулах.
— Как интересно. Как думаешь, что сделают они ради этого маленького человечка?
— Кто? — шепотом, еле слышно.
— Те, кого ты так усердно прикрываешь.
— Я никого не прикрываю. Я не знаю, о ком вы говорите.
— Если ты еще раз мне солжешь, я отрежу его маленький пальчик.
Мужчина сказал это так тихо, а у Полины в голове словно раздался его крик, словно колокола, набатом разрывая барабанные перепонки.
ЧАСТЬ 27
— Немец, мы ничего не могли понять, произошел взрыв, за клиникой, старый «Опель» взлетел на воздух, мы выясним, чья тачка. Но здесь скоро будет куча народу, менты, спецслужбы.
— Где Полина?
— Ее нет внутри.
— Что значит, нет?
— Наши ребята, что там, сказали, ее нигде нет, искали, она словно пропала.
— А ребенок?
— Это выясняется.
Герман грубо выматерился, бросил под ноги недокуренную сигарету и уверенно направился к входу. Ему было все равно, но его никто не может остановить, ему надо знать, где его женщина и сын. Он словно знал, что надо торопиться, и это предчувствие было отнюдь не желанием быстрое увидеть, конечно, и оно было тоже, но больше всего, именно в тот момент, по трассе его гнало поганое предчувствие надвигающейся беды.
Он так резко и отчетливо это понял после того, как пришло несколько фото от Полины, на которых Саша спал. Пролистав их, начал набирать ее снова, но девушка уже не брала трубку.
— Куда вы? Вам туда нельзя.
Какой-то молоденький охранник его остановил на крыльце, но Герман лишь отодвинул его руку в сторону и пошел дальше.
— Мне надо внутрь, там моя жена и сын.
— Но, постойте, мне сказали не пускать посторонних.
— Мне можно.
Он даже не посмотрел на парня, который растерянно начал оглядываться по сторонам в поисках поддержки, но вблизи никого не было. Герман уверенно зашел внутрь, стараясь не бежать, быстрым шагом пересек холл с испуганным персоналом, поднялся на второй этаж. Там было безлюдно, словно на самом деле в клинике никого не осталось.
Палата Полины открыта, зашел, оглядываясь по сторонам. Кровать не заправлена, на ней ее телефон, взял в руки, несколько десятков пропущенных от него вызовов, сжал в руке, потом спрятал в карман пальто. Заглянул в ванную комнату, снова обошел палату, немного постоял, осматривая помещение, тусклый свет ночника, пустая пластмассовая детская люлька на колесиках, в которой только пестрое одеяло.
Подошел, не отрывая взгляда от пестрого узора, провел по одеялу рукой, на душе было до того мерзко, что хотелось выть и убивать. Сжал кулаки, быстро выходя из палаты. Четкий шаг, он шел просто искать свою женщину и своего сына, несколько дверей, перепуганные медсестры.
— Где все?
Спросил у попавшегося навстречу парня, судя по костюму, это как раз охрана Полины. Не дожидаясь ответа, нанес удар ему в лицо, парень не ожидал, не успел прикрыться, кровь брызнула из носа.
— Я спрашиваю, где вы, суки, все были? Что произошло?
Несколько четких ударов, хруст костей, но от этого никак не становится лучше или легче.
— Шеф, я не знаю, все было тихо, потом тот взрыв, на стоянке. Мы кинулись, а Полины Викторовны уже нигде нет.
