Доля секунды, в его глазах вспыхивает огонь, резкое движение, замах руки, голову Полины откидывает в сторону. Он ударил ее тыльной стороной ладони, вложив в удар совсем немного силы, но губа треснула, Полина почувствовала теплую кровь и ее металлический привкус во рту.
Он лишь чуть склонил голову, рассматривая ее внимательнее, все так же держа лезвие ножа перед ней, а потом рассмеялся. Просто рассмеялся, запрокинув голову, так, что Полина видела его ровные белые зубы, крупный кадык на татуированной шее, и татуировку на ней черными большими буквами, которую не могла прочесть.
Он точно больной или обдолбанный, эти широкие зрачки, смена настроения, нездоровый блеск и движения то резкие, то медленные.
— Яйца, говоришь? Ни одна шлюха не будет мне угрожать. Ты поняла меня?
Она тогда закивала головой, губа пульсировала, но Полина даже не поморщилась, не показала своего страха и боли.
— А они как тебя трахали, вдвоем сразу, или по очереди?
Странный вопрос, хотя все вокруг происходящее было до ужаса странным.
Полина тогда поджала губы, но не опустила глаз, ей хотелось сказать, что это не его собачье дело, но за этим ответом могут точно последовать действия, еще более печальные, чем пощечина. Ей могут просто перерезать горло вот этим ножом, а потом этот ублюдок перешагнет через ее тело и уйдет.
— Извращенцы ебаные, я только шлюх по очереди трахаю, а они одну бабу. А она им еще родила. Чей ублюдок?
Полина поджала губы, прижала Сашу к себе сильнее, но отвечать на этот вопрос не стала. Потому что этот человек никто, он даже не человек для нее, а животное, мерзкое, гадкое животное. Все они здесь как звери. Хотя нет, звери так не поступают.
— Все хорошо, милый, давай покушаем, а потом снова будем спать, все хорошо, мой сладкий. Все будет хорошо.
Полина не хотела больше вспоминать тот эпизод в холле, ее потом просто отвели наверх, в эту комнату, спасибо, что не в подвал, и не пристегнули наручниками. Здесь была одна кровать с покрывалом, и маленькая ванная комната, где она, присев на край ванны, боясь отпускать ребенка из рук, умылась одной рукой, стирая кровь с лица, долго держа под ледяной водой губу, попила воды.
Посмотрела в зеркало, синяка пока нет, но губа припухла, слегка кровоточит. Не стала включать свет, выглянула в окно, практически ничего не было видно, лишь часть двора и фонарь над забором. Но был слышен лай собак и изредка голоса. Почти как у них в доме, только там она хоть и ругалась на то, что слишком много охраны, но Полина чувствовала себя защищенной, а здесь так страшно, что тошнит.
— Давай, маленький, посмотрим, что тут у тебя.
Полина уложила малыша на кровать, все-таки пришлось включить свет, где-то за стеной были слышны громкие голоса, стоны. Сашенька закапризничал, но Полина все ровно улыбнулась, он такой милый, такой замечательный. Распахнула одеяло, поправила шапочку, проверила подгузник, все было пока терпимо.
— Давай, мой милый, покушаем, а потом будем надеяться, что твои папаши приедут за нами, а если не приедут, то мы сами приедем, и им мало не покажется. Так ведь? Мы их сильно отругаем, очень сильно.
Полина почувствовала рукой что-то небольшое и мягкое, взяла в руки, это был маленький плюшевый зайчик в голубых штанишках на подтяжках. Он лежал вместе с Сашей в одеяле.
— Зайка. Откуда у тебя он здесь взялся?
Полина покрутила его в руках, снова улыбнулась. Как странно, она находится в ужасном месте, с людьми, которые неизвестно, что могут сделать с ней и сыном, а все равно улыбается таким мелочам.
— Твоя первая игрушка.
Она помнит, это Влад принес этого зайчика, он так забавно показывал его Саше, говорил, что он всегда будет с ним рядом, будет его защищать и оберегать. Но вот зайка рядом, а Влада нет. Сама его отпустила, хотела, чтоб тот отдохнул, а вот как все вышло. А сейчас приедет Герман, а их нет, и Влад снова получит от него, что недосмотрел и не уберег, хотя он не виноват.
Полина еще покрутила игрушку в руках, внутри нащупывалось что-то твердое, но отложив ее в сторону, начала кормить ребенка, который заплакал, привлекая к себе внимание.
— Ну, все, все, мой сладкий, мамочка рядом.
Саша наелся, Полина походила с ним по комнате, оставив включенным свет только в ванной, открыв ее дверь. Где-то в доме слышен был шум, женский крики, звон стекла. Она даже не знала, который сейчас час, в октябре темнело уже рано, а из окна ничего не было видно, сто раз пожалела, что оставила телефон в палате. А потом вспомнила о взрыве, и похолодела от ужаса.
Саша мирно спал на кровати, обложенный покрывалом, Полина обернулась на него, тихо приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Темно, лишь видно за поворотом свет, там лестница вниз. Оставив дверь открытой, медленно прошла вперед, постоянно останавливаясь и прислушиваясь.
Первый раз вздрогнула от испуга, не дойдя до поворота коридора, где-то внизу раздался громкий голос, удары, звон стекла. Полина замерла на месте, стараясь дышать ровно, успокаивая сердце. Повернула, вцепилась в перила лестницы, начала спускаться. Но сделав несколько шагов вниз, снова остановилась, услышав голоса.
— Рустам, опомнись, ты не ведаешь, что творишь, тебя накажет всевышний за все, что ты творишь.
— Замолчи, я сказал, что устал тебя слушать.
— Зачем ты привез сюда ту женщину, да еще с ребенком?
— Эта женщина и ребенок моих врагов, этого достаточно.
— Так разбирайся с врагами один на один.
— А они разбирались, когда убивали мою мать и сестру? Они пощадили их? Их жизни для них ничего не значили, они просто пришли в мой дом и убили.
Снова грозный рык, снова удары и звон стекла.
— Мне очень жаль, я скорблю вместе с тобой, но их уже не вернуть, а месть не даст тебе облегчение. Ты убил своего главного врага, зачем ты губишь свою душу этой черной ненавистью. 114c05b
— Назир, уйди.
— Рустам, отпусти девушку, она ни в чем не виновата, ее сын ни в чем не виноват.
— Уйди, блядь, от меня, уйди, а то будет еще хуже.
Полина закрыла рот рукой, чтоб не вскрикнуть и не выдать себя. Услышанное не укладывалось в голове. Послышались шаги, девушка развернулась, быстро вернулась в комнату, закрыла дверь, прислонившись к ней спиной. Сердце в груди не унималось, Полина так боялась, что этот Рустам сейчас поднимется сюда, начнет снова говорить гадости или еще хуже, о чем даже страшно думать.
Но за дверью было тихо. Полина прижала руки к груди, неотрывно смотря на сына, прошла, села на край кровати, погладила по одеялу. А у самой внутри все словно опустилось, гулкие удары сердца, в голове шум, а еще те слова, сказанные с такой обидой и болью.
Вот именно сейчас Полина поняла, кто же на самом деле ее любимые мужчины. Она не хотела никого слушать, ей было все ровно до предостережений подруги, она гнала от себя все мысли. Но она поверила тем словам, что только что услышала.
