Вышел на улицу, натянул капюшон, втянул морозный воздух и замер на месте. Шел снег. Снова снег, как и вчера днем. Вчера был первый, он помнит. Так было странно его видеть, Влад словно не замечал все эти недели ничего вокруг, а сейчас вдруг увидел нечто необычное.
Все эти дни были похожи один на другой, с той самой ночи, как он нашел Полину с сыном, а потом всадил Амирову пулю в лоб. Правильно ли он поступил? Да, иначе было нельзя. Нельзя было оставлять эту мразь в живых. Что было бы, накажи они его, избей, отпусти в свою страну? Рустам спустя время зализал бы раны и начал мстить по новой, забыв даже, с чего все началось.
Разве мог Влад допустить повторения того, что было? Нет, не мог. Он сделал, что должен был сделать, защитил и уберег своих любимых. Остальное неважно. Неважно больше ничего. Только их безопасность и спокойствие. И ушел, просто сел в свой «Додж» и поехал. Не помнит, сколько так колесил по городу, пока не остановился и не заснул, положив голову на руль.
Разбудил телефон, выключил его, кинул в бардачок, вышел, закурил, хотя не курил много лет. Хотелось забиться, но алкоголь — это совсем не выход. Огляделся, он был здесь уже, неприметное здание, в котором делают то, что он умел лучше всего в жизни, — драться.
Хоть строение было так себе, да и внутри больше напоминало заброшенные заводские цеха, но оборудование и тренажеры были очень современные. Так и остался, первые сутки просто бил грушу. Когда тело напряжено и четко выполняет команды мозга, тот уже ни о чем не думает. Странно, но местный тренер узнал его, быстро нашли общий язык, а через три дня был первый бой, на котором Влад чуть не оставил соперника калекой.
«Додж» мигнул фарами, сработала сигнализация, Влад шел по белому покрову и не хотел марать его своими следами, как не хотел марать жизнь Полны и сына своим присутствием. Что он может дать ребенку? Рассказать, как вынес одним выстрелом мозги человека, что похитил его? Хорош папаша.
Завел мотор, хотел достать телефон и включить его, как хотел до этого сотню раз, но не стал в сто первый. Влад все эти три недели жил в мотеле через несколько кварталов, клоповник еще тот, не сравнить с теми гостиницами, где они останавливались раньше, но ему хватало.
За стеной проститутки каждую ночь зарабатывали деньги, стоны, крики иногда драки. Но Владу это не мешало, он так хоть как-то понимал, что не один в этом мире, что у тех, кто вокруг него, такая же дерьмовая жизнь, как у него.
— Привет, красавчик, — администратор Надежда, как всегда, показывала полную грудь и строила глазки. Влад вспоминал другого ночного администратора, от этого заскребло на сердце. — Там к тебе…
Женщина не успела договорить, он махнул рукой, прошел мимо. Открыл дверь, кинул сумку на пол, снял капюшон и лишь тогда заметил в кресле Германа.
— И как тебе живется в этой дыре?
— Нормально.
— Не надоело?
— Я тебя не звал.
— Может, расскажешь, что случилось? Кто обидел мальчика Влада?
Соболь повел головой, хрустнул позвонками шеи. Ему не нравилось, когда Немец начинал так с ним разговаривать, словно с непутевым пацаном. Герман поднялся, подошел вплотную, смотрел тяжело, но Влад не отводил глаз. Стояли, словно враги, друг напротив друга, казалось, что, если кто-то чиркнет спичкой, то все взлетит на воздух.
— Сколько можно играть в обиженного и оскорбленного? Сколько можно строить из себя изгнанного героя?
— Немец, я ведь сейчас ударю.
— Да, ударь! Чего ждать? Ты ведь теперь только этим занимаешься, машешь кулаками, разбивая всем лица, хорош чемпион. Ты пойми, я тебе не враг, ты сделал то, что считал нужным. Не сделай ты, я бы нажал на курок, — взгляд Германа меняется, он сам прекрасно понимает, что сейчас испытывает Влад, какой камень у него на душе, даже не из-за того, что, но убил Амирова, а потому, что довел до этого. Во всем случившимся он винит только себя.
Влад тяжело вздохнул, сжал кулаки.
— Мы не враги друг другу, да, я где-то перегнул палку, но ты мне роднее брата, ты часть самого меня. Мы любим одну женщину, у нас сын. Ты понимаешь это? Надо жить ради будущего, ради нее и его, а не прятать голову в песок, не забываться в боях.
Герман трясет этого здоровяка за плечи, Влад лишь скидывает его руки и отходит на середину комнаты.
— Мне надо подумать.
— Ты пока думаешь, все мозги растеряешь, ребенок в школу пойдет. Или ты хочешь совсем от него отказаться, от Полины? Мол, поигрались и забыли?
Влад так резко оборачивается, смотрит на Германа, ведет ладонью по волосам.
— Нет, конечно, нет. Даже мысли не было.
— Я не мастер на уговоры, и так скоро умом тронусь, но ты хоть включи телефон, она волнуется.
— И не надо меня останавливать и пугать, я захотела зайти, значит, я зайду.
Дверь резко открывается, в номер врывается Полина, на волосах и короткой шубке снежинки, такая румяная, но возмущенная. Позади администратор Надежда, Влад с Германом смотрят на двух женщин.
— Вот только не надо мне говорить, что в вашей ночлежке запрещено посещать гостей.
— Да, запрещено, только если вы не родственница. Кто вы, сестра?
— Я его жена, милочка, и буду заходить без стука туда, где мой муж.
— Жена? Но…
— Никаких «но», все, вы свободны. Господи, что за персонал.
Полина закрывает дверь и, наконец, поворачивается к двум молчащим и застывшим на месте мужчинам. У самой внутри все сжималось от страха, словно она шла на первое свидание, а не возвращать блудного мужика в дом.
— Привет всем, — улыбнулась, смахивая снег с шубки, — Герман, тебя так долго не было, я заволновалась. Хорошо, успела еще, не начнете калечить друг друга? Вас, как детей, нельзя оставить одних.
Нервно засмеялась, сжимая в руках перчатки.
— Где Саша?
— В машине с водителем и охраной. Ты может, пойдешь, проконтролируешь процесс, хотя он к ним уже привык, можно сказать, как родные стали, в отличие от некоторых.
Этот укол был сделан в сторону Влада, тот поджал губы, продолжая рассматривать Полину. Только сейчас понял, как соскучился за все эти дни, что не видел и не слышал ее, как баран упертый, не мог включить телефон и набрать ее номер. Ладони вспотели, как хотел потрогать ее, прижать, чтоб не смогла вырваться.
Герман ушел, снова хлопнула дверь. Полина смотрела на Влада, и ей хотелось плакать. Отчетливо была видна рассеченная бровь, синяк на скуле, разбитая губа. Лицо осунулось, небритый, сам похудел. Подошла, бросая перчатки в кресло, подняла голову, разглядывая мужчину лучше. Они не дышали оба, Влад просто не мог, когда тонкие пальчики Полины стали гладить его лицо, а девушка — от того, как ей было больно видеть эти синяки и ссадины.
ЧАСТЬ 34
— Ты не боишься оставлять сына с охраной?
