Мы с Лизом слетали в «Индюшачью ферму» для дозаправки и присоединились к роте для следующего рейса за ранеными.
На этот раз в зоне «Рентген» было тихо. Мы высадили пехоту и забрали раненых. Возле госпитальной палатки Кэмп Холлоуэй, которая находилась сбоку от взлетной полосы, лежала такая груда тел, что я не поверил своим глазам. Уильямс передал по связи, что нам с Лизом и еще одному экипажу можно отправляться в лагерь и глушить машины, от следующего рейса мы освобождались. Я еще раз посмотрел на трупы и меня передернуло.
Сержант Бэйли высунулся из штабной палатки и прокричал, что рота летит обратно в Холлоуэй: два пилота ранены.
Мы с Лизом уже десять минут как валялись в шапито, попивая кофе и наслаждаясь каждой минутой, проведенной на земле. Когда раздался крик Бэйли, я увидел на горизонте батальон, летящий с юга. Чем ближе был рой вертолетов, тем больше их рокот напоминал настоящую войну. Было несложно догадаться, каким образом вьетконговцы нас выслеживали.
За несколько миль батальон разбился в строй колонной и начал единой цепочкой заходить на посадку с запада. Мы с Лизом находились с подветренной стороны, и теплый сладкий запах горящего в турбинах керосина доносился на нас.
«Хьюи» сели в линию, двигатели замолкли, пилоты выпрыгнули наружу в полной экипировке. Бортмеханики терпеливо ждали остановки лопастей, чтобы провести осмотр машин. Пилоты шли в нашу сторону, и слышны были их радостные возгласы. Такой реакции после новостей о раненых мы не ожидали.
Когда они добрались до шапито, все прояснилось: два раненых пилота из другого взвода шли вместе с ними, поддерживая общее веселье. На их волосах и лицах видна была запекшаяся кровь.
Их ранили в голову во время последнего рейса. В одного стреляли спереди, во второго сбоку. Они оба размахивали своими шлемами, указывая на пулевые отверстия. Одному пуля попала в защитную пластину передней части шлема. Она раздробила шлем и отскочила в сторону. У парня по щекам текла кровь.
Второй счастливчик расхаживал, просовывая палец сквозь дырки с обеих сторон своего шлема. Это была магическая иллюзия. Судя по шлему, пуля должна была пройти сквозь голову. Мы хотели узнать, в чем фокус.
– До меня дошло только на обратном пути, – начал он. – Когда я прекратил щупать дырки с обеих сторон головы и спросил у Эрни, живой ли я! – Он был бледен, но все равно смеялся. – Пуля попала на крайнем заходе к «Рентгену». К счастью, управлял Эрни. Меня будто битой по башке огрели. В глазах все расплылось. Я было подумал, что пуля попала в шлем и отскочила. Эрни первым заметил кровь. Он повернулся, чтобы рассказать мне о пуле, которая прошла через экран перед ним, и увидел.
Я представил, что подумал парень при виде рваной дыры в шлеме своего товарища, обливавшегося кровью.
– Я стал щупать шлем и нашел дырку справа, но Эрни сказал, что кровь с другой стороны. Я пошарил левой рукой и нашел вторую! Я глянул на свои руки, они были в крови! Я снова пощупал шлем. Две дырки, точняк. Две раны. С обеих сторон головы. Я не верил, что выжил! – он пустил шлем по рукам, продолжая рассказ. – Гляньте, вот сюда попало, – он указал на точку рядом с правым ухом. – Пуля ударила в край кости, срикошетила вверх между моей башкой и шлемом. Затем, – он в изумлении потряс головой, – затем она прошла через верхнюю часть шлема и ударила в край кости слева, – он ткнул пальцем. – Она срикошетила здесь, прошла через шлем и вылетела через экран перед Эрни!
Он просиял. Я увидел путь пули, как она прошла, прорвав подкладку с внутренней части шлема, и посмотрел на две раны с каждой стороны головы пилота. Я обалдел. Снова Господь?
Он закончил свой рассказ, и оба пилота сели в джип, который повез их через взлетную полосу в госпитальную палатку. Глядя им вслед, я обратил внимание, что в небе с востока со стороны Ан Кхе летит внушительный строй вертолетов. Кавалерия отправила нам 227-й авиаполк в подмогу. Мы мобилизовали практически все свои силы.
Я присоединился к Реслеру и остальным пилотам, направлявшимся на ужин в столовую. Нас было почти сто человек, мы шагали поперек взлетной полосы нестройной толпой, переговариваясь друг с другом под сумеречным небом. Мы прошли мимо госпитальной палатки, где стоял сильный запах крови и лежали мешки для трупов, наброшенные на обезображенные тела, которые ждали своей очереди.
На следующее утро мы с Лизом остались на земле, когда вся рота вылетела на задачу. Нам предстояло отправиться на полчаса позже, чтобы выполнить одиночный рейс до воссоединения с остальным строем.
Задача была простой – рейс до артиллерийского подразделения. Мы должны были довезти несколько радиостанций, свежую почту и командира подразделения, который собирался заглянуть к своим парням на брифинг. После брифинга нам нужно было отвезти его обратно в Плейку и присоединиться к роте.
Ворчуны сидели в самом сердце огневой задачи: двадцать стальных орудийных стволов жадно смотрели на юг. Высокая влажность позволяла разглядеть ударные волны, которые расходились над дульными срезами. Орудия тряслись от отдачи. Они били по целям в пяти милях отсюда.
Нам дали разрешение на посадку, но огонь не прекратился. Место приземления находилось прямо перед носом у орудий.
Посадка на артиллерийских позициях давала острые ощущения. Артиллеристы всегда находились в самом центре огневой задачи, и они продолжали вести огонь до тех пор, пока вертолет не зависал над первой линией орудий. Естественно, окончательное решение насчет прекращения огня из-за близости вертолета принималось исключительно солдатом, дергавшим за спусковой трос миномета. А тут уже как повезет. Все зависело от настроения артиллериста, которое, в свою очередь, зависело от того, сносил ли когда-нибудь этот вертолет ветром от лопастей его палатку.
Это была моя вторая посадка на артиллерийской позиции. Я начал заход в зону перед орудиями и с опаской пополз внутрь, постоянно напоминая артиллеристам по связи, что я рядом. Когда поравнялся с деревьями, они продолжали палить, по сверкающим вспышкам слева было понятно, что я иду на уровне орудий. Огонь прекратился. Пролетая перед орудиями, я заглядывал в черные стволы и наблюдал за дымом, лениво поднимающимся вверх.
Кто-то решил возобновить обстрел.
Дула смотрели прямо на меня, и я был очень близко, когда они сработали – мне показалось, артиллеристы ошиблись и разорвали нас в клочья. Звук прошил меня насквозь. Грудная клетка завибрировала. Вертолет качнулся от ударной волны. Я приземлился и проверил кресло. Все в порядке.
Командир артиллерии сообщил, что будет через час, поэтому я вылез наружу, чтобы осмотреться.
Двадцать стопятимиллиметровых гаубиц были собраны вместе на одной стороне круговой площадки. Они занимали одну четверть доступного места, остальная часть зоны была отведена вертолетам.
Пустые снарядные гильзы сверкали в траве. Время от времени их складывали в большую грузовую сеть, расстеленную посередине поляны, которую по мере заполнения вывозили на «Чинуке».
