Я прогуливался позади орудий и наблюдал за работой расчетов. Обстрел был в самом разгаре, «Рентген» бомбили с бешеной скоростью. Залпы были не просто громкими – они сотрясали даже мозг. Я запихал клочки туалетной бумаги в уши и держал рот открытым. Считалось, эти действия защищают барабанные перепонки от разрыва.
Возле каждого орудия стоял солдат, который доставал из снарядных гильз связки в виде четырех-пяти зарядных картузов и отрывал по одному. Он бросал оторванные картузы в костер, где они ярко вспыхивали. Сила заряда зависела от количества картузов, которые можно было вытащить для сокращения дальности. Настроив силу заряда, солдат закладывал цилиндрический снаряд – главный ингредиент со взрывчатым веществом или белым фосфором внутри – в открытый конец снарядной гильзы. Готовые гильзы складывались в кучу возле орудийного расчета.
Сотни парней, раздетых по пояс, трудились, повторяя отработанные синхронные движения в горячем, застоявшемся воздухе, повисшем над полем. Я наблюдал, как они заправляли снаряд за снарядом во время пятнадцатиминутного артобстрела, который в конечном итоге завершился командой о прекращении огня, прозвучавшей над линией орудий.
Гром прекратился, и наступила оглушительная тишина. Солдаты орудийных расчетов начали выбрасывать пустые снарядные гильзы и наводить порядок вокруг гаубиц, интересуясь результатами сражения. Я слышал их вопросы:
– Есть попадания?
Воздушный корректировщик, находящийся у их цели в нескольких милях отсюда, докладывал обстановку.
– Попадание. Убито более ста пятидесяти.
Раздалось несколько разрозненных возгласов одобрения. Их потные спины заблестели на солнце, когда они уселись на перекур.
У солдат была своя война. Они лихорадочно работали посреди леса, на полянах, разбросанных то тут, то там, вдалеке от других подразделений, не глядя в лицо врагу, а мерилом их успехов или неудач считался доклад воздушного корректировщика, который подсчитывал убитых. Это был тяжелый труд в диком шуме. Во время битвы в долине Йа-Дранг, которая шла целый месяц, обстрелы не прекращались ни на минуту. Как вообще можно спать в такой какофонии? Однажды я пытался, но у меня не вышло.
Я пообщался с некоторыми парнями из орудийных расчетов, им нравилась их работа, это было лучше, чем бегать в пехоте или летать пулеметчиком на «Хьюи». Их единственной реальной угрозой, помимо разрыва снаряда в стволе, были вражеские наземные атаки. Пока что Кавалерия ни разу не попадала под такие атаки.
Солдаты забросали меня вопросами о происходящем. Они видели отряды вертушек, летающих на юг. У них росло количество огневых задач и убитых врагов. Война набирала обороты. Им понравилась идея о заманивании Армии Северного Вьетнама в ловушку. Может, врага действительно получится окружить и убить. Может, после такого удара они сдадутся. И мы поедем домой. Вполне реальный вариант. Мы ведь выигрываем, да?
Количество раненых, которых мы перевозили, стремительно росло. За неделю мы с Лизом доставили в госпитальную палатку более сотни. У других «сликов» были похожие результаты.
Если время и обстановка позволяли, мы таскали мертвых сами. У них был низкий приоритет, поскольку они уже никуда не торопились. Иногда их грузили в черных мешках, но это делалось в редких случаях. Без мешков кровь сочилась на пол отсека и наполняла «Хьюи» узнаваемым и пугающим сладковатым запахом. Но это было ничто по сравнению с запахом тел, найденных через несколько дней после смерти. Мы никогда раньше не возили такое количество трупов. Нам говорили, что победа близко. Армия Северного Вьетнама была загнана в угол под шквальный огонь, но груда мертвых тел возле госпитальной палатки продолжала расти. Похоронная служба не справлялась с таким наплывом.
Я сидел в лагере, меня уже трясло от всего увиденного. Я слышал, что два пилота попали в плен на земле.
Нэйт и Кайзер отправились на их спасение. Нэйт едва сдерживал слезы, когда выговаривался перед нами в шапито:
– Тупые болваны. Их отправили на дозаправку. Вы же знаете Пастера и Ричардса: типичные пилоты боевой вертушки. Думают, если у них есть пулеметы, они неуязвимы. Короче, они шли в одиночку обратно, заметили вьетконговцев, или солдат Северного Вьетнама, или кого-то еще на земле, и решили провести атаку. Никто не знает, сколько они там кружили, потому что они вызвали помощь, только когда их подбили. Мы с Кайзером прилетели через десять минут или типа того, «Хьюи» стоял на поляне, вроде бы целый. С нами шли две боевые вертушки, они сделали круг – стрельбы не было. Мы с Кайзером сели за подбитой вертушкой. Когда приземлились, я заметил куски мяса, свисающие с ветки. Оказалось, это Пастер – его подвесили за ногу, содрав кожу. Рядом никого. Вертушки кружили над лесом, «пылесборник» сел сразу за нами. Я вышел, Кайзер остался в машине. Медик выпрыгнул и побежал вместе со мной. – Нэйт продолжал хлопать себя по нагрудным карманам в поисках трубки, но так и не нашел ее. – Кожа Пастера лохмотьями свисала вниз, прямо на голову. Ублюдки даже член ему отрезали. Они не успели разделать Ричардса, он лежал в траве полуголый примерно в сотне футов. Они почти отрезали ему голову. – Нэйт, побледнев, на секунду замолк. – Я чуть не блеванул. Мы с Ричардсом были в одном училище. Медики срезали Пастера с ветки и запихали его в мешок. – Он потряс головой, отгоняя слезы. – Помните, как Ричардс постоянно хвастался, что сможет выжить в джунглях, если его собьют? Твою мать, он даже ходил на курсы выживания в джунглях в Панаме. Если кто и мог оттуда улизнуть, то только Ричардс.
Рассказ Нэйта ударил по всем нам. Я помнил Ричардса, его нашивку из школы подготовки для действий в джунглях. Специалист по джунглям, все дела. А в итоге ушел от врага лишь на сто футов. Вся подготовка коту под хвост. Мысль о том, что курсы выживания не спасли Ричардса, заставила меня рыдать.
Война шла в бешеном темпе. На следующий день мы провели несколько высадок в небольших зонах рядом с «Рентгеном», чтобы расширить полосу нашего наступления на Армию Северного Вьетнама. Фэрриса назначили командиром звена на совместный вылет «Змей» и «Пасторов». Мы отправлялись в мелкую зону, рассчитанную на три вертолета. Он выбрал меня своим пилотом.
Все были напряжены. Общение по связи было отрывистым. Ворчуны в грузовом отсеке мрачно молчали. Даже Фэррис выглядел встревоженным. Армия Северного Вьетнама была окружена, мы знали, что им придется вступать в бой.
Мы с Фэррисом летели в числе трех вертолетов, которые должны были первыми заходить на посадку. Остальная рота, везущая по восемь ворчунов в машине, держалась позади.
Фэррис, как командир звена, имел право лететь на любой позиции в отряде. Он выбрал вторую машину. Ранние теории воздушно-штурмовых операций гласили, что командир звена якобы лучше понимает обстановку, находясь в середине или даже в конце строя. Самые высшие чины летали высоко над нами и видели всю обстановку целиком.
Кажется, это был мой первый полет в качестве пилота штабного корабля, и мне очень хотелось его пережить. Я бы предпочел полетать с командиром бригады на высоте пять тысяч футов или довезти Уэстморленда до его штаба в Сайгоне. Словом, вместо этого полета в мире была куча мест, в которых мне хотелось оказаться.
