Бессарабский протокол, таким образом, фактически оставался документом о намерении, не приобретя законную силу.
Подписание протокола вызвало протесты правительств России и Украины. С резкими заявлениями о непризнании присоединения Бессарабии к Румынии выступили и представители белогвардейского движения.
1919 год в целом складывался крайне неблагополучно для Советской России. Успехи Красной Армии в начале года сменились неудачами на Юго-Западном фронте. Летом 1919 г. развернулось наступление армии Деникина на Москву. С февраля 1919 г. началась необъявленная война между Советской Россией и Польшей
[146]. Польша добивалась союза с Румынией против Советской России. Намерения Варшавы поддерживали Западные державы, особенно Франция, оказывая нажим на румынскую сторону
[147]. Советское правительство пыталось помешать заключению союза между поляками и румынами. Отношения с Бухарестом были сложными. Румынская армия активно участвовала в разгроме Венгерской Советской Республики и оккупировала её. Попытки советского правительства оказать вооруженную поддержку революционной Венгрии окончились неудачей. Оставался нерешённым «бессарабский вопрос» и, кроме того, Румыния настаивала на возвращении своего золотого запаса.
К концу 1919 – началу 1920 г. военно-политическое и международное положение стало постепенно меняться в пользу Советской России. Армия Деникина была разбита. Тем не менее, основные силы Добровольческой армии под командованием Врангеля сосредоточились в Крыму, представляя по-прежнему большую опасность. Великие державы, особенно Англия, начали склоняться к налаживанию отношений с Советской Россией, прежде всего, в области экономических и торговых связей. Произошли изменения и в отношениях с государствами-соседями. В 1920 г. были подписаны мирные договоры с Эстонией (февраль), Литвой (июль), Латвией и Финляндией (август). Жизнь настоятельно требовала подписания мирного договора с Румынией: это могло бы снять угрозу для советского государства на его юго-западном рубеже, особенно учитывая тесные связи между Бухарестом и Варшавой.
Обстановка на Юго-Западном фронте складывалась для Красной Армии в целом благоприятно. Однако идти на неминуемое обострение отношений с Румынией, в виду успешных наступательных действий, в Москве не стремились. 9 февраля 1920 г. главком С.С. Каменев уведомил председателя Реввоенсовета Л.Д. Троцкого о приказе по 14-ой армии Юго-Западного фронта, в котором говорилось: «В видах общегосударственной политики (курсив мой. – Т.П.) приказываю: наступление войск Юго-Зап[адного] фронта должно продолжаться только до реки Днестра, отнюдь не переходя его ни передовыми, ни разведывательными частями, даже если преследуемые нашими войсками отходящие части Добровольческой армии или галичан, перейдя Днестр, отступили [бы] в Бессарабию»
[148].
В тот же день, 9 февраля, член Коллегии НКИД РСФСР М.М. Литвинов предпринял зондаж румынской позиции относительно возможности мирных переговоров. В беседе на нейтральной почве, в Дании, с румынским представителем Д.Н. Чиотори дипломат заявил, что «советские правительства России и Украины полностью готовы обсудить как территориальные, так и финансовые претензии румынского правительства с целью достижения мира между двумя заинтересованными странами». Как сообщал Чиотори в Бухарест 14 февраля, признавшись «в продолжительной и оживленной беседе», в частном порядке, что «бессарабцы имеют право на самоопределение» и что «Советы должны вернуть находящиеся в Москве ценности», Литвинов официально отказался от односторонней декларации о признании принадлежности Бессарабии Румынии, как и от обсуждения вопроса о румынских ценностях
[149]. Советское правительство считало, что эти вопросы должны стать основой двусторонних переговоров.
16 февраля Чиотори в телеграмме в Бухарест уже официально подтвердил, что Москва готова вести переговоры. 20 февраля румынское правительство, в свою очередь, уведомило Чиотори, что «предложение о мире должно исходить от большевиков», поскольку румынская сторона не считала себя в состоянии войны с ними. «Мир, – сообщали из Бухареста, – должен явиться признанием фактического положения в соответствии с нормами международного права. Переговоры об установлении экономических отношений последуют сразу же за установлением политических отношений…». Кроме того, румынское правительство просило Чиотори проверить сведения, полученные Генеральным штабом Румынии, о том, что «девять дивизий (Красной Армии. – Т.П.) приблизились к Днестру. Не с враждебными ли намерениями? Не смогли бы Вы сделать так, чтобы они предложили мир другим соседям?»
[150]. 24 февраля правительство РСФСР направило по радио за подписью Чичерина ноту правительству Румынии с предложением вступить в переговоры, чтобы уладить все спорные вопросы между обеими странами. В документе констатировалось: «Увенчавшиеся успехами военные операции двух советских республик, Русской и Украинской
[151], ставят Россию и Румынию в необходимость вступить в переговоры для дружественного урегулирования их отношений и установления между ними мирных связей и полезных и доброжелательных отношений между обоими народами». И далее: «Все разногласия между обеими странами могут быть улажены путём переговоров, а все территориальные вопросы могут быть разрешены в дружелюбном смысле». Чичерин также предлагал назначить время и место встречи представителей двух правительств.
В тот же день Чичерин по прямому проводу связался с Хр. Раковским (в то время главой правительства, министром иностранных и одновременно внутренних дел УССР) и сообщил ему о предложении российской стороны начать переговоры о мире с Румынией. В разговоре он подчеркнул: «Было бы неудобно, если бы мирное предложение исходило только от нас. Нужно мирное предложение и от Советской Украины». При этом Чичерин указал на опасность, исходящую от Польши, которая пытается втянуть в свои антисоветские планы Румынию. Чичерин также отметил, что по сведениям, поступившим из Парижа, «Польша требует границ 1772 года (т. е. границ Речи Посполитой, существовавших до разделов Польши. – Т.П.) и, выступая от имени всех нерусских национальностей бывшей Российской империи, требует очищения от русских войск всех нерусских местностей и предоставления им возможности определить свою судьбу». Исходя из этой ситуации, считал Чичерин, «Украина становится, таким образом, в центре политики»
[152]. 26 февраля Раковский направил румынскому правительству радиотелеграмму с предложениями о мире, аналогичную телеграмме Чичерина. 3 марта с румынской стороны был получен положительный ответ. На следующий день, 4 марта, Чичерин в радиограмме сообщил Хр. Раковскому, что, по его мнению, «согласие Румынии на немедленное начатие переговоров – безоговорочное». «[Премьер-министр] Вайда-Воевод, – информировал Чичерин, – подчёркивает осуществление национального единства Румынии. И так ясно, что бессарабский вопрос у них на первом месте. Надо с Вами обсудить различные проекты и комбинации
[153]. Мы, конечно, заявили, что переговоры невозможны без Украинского Советского правительства, сопредельного с Бессарабией. Вопросы о фонде имущества, захваченных румынами складах, произведённых ими грабежах требуют близкого знания дела. Нам нужны помощники, знакомые с этими вопросами»
[154].
