Не исключено, что приватно Карахан затрагивал также и вопрос о «румынском золоте». По информации, переданной Филалити в румынскую прессу, во время одного из заседаний Карахан, якобы, отозвал его в соседнюю комнату и «шепнул», будто «румынского золота» и румынских ценностей больше не существует. 17 ноября, по информации заведующего Отделом балканских стран НКИД Г.Б. Сандомирского, материал о пропаже «румынского золота» поместила газета «Independența» («Независимость»). Вслед за ней со ссылкой на разговор Карахана и Филалити эту информацию продублировали румынский официоз «Adevărul» («Правда») и другие издания
[235].
Советская сторона, что вполне понятно, отрицала слова полпреда. 19 ноября 1921 г. Чичерин в телеграмме, разосланной в российские миссии за границей, опроверг информацию, появившуюся в румынской прессе по поводу исчезновения в России румынского золотого фонда. Чичерин писал: «В румынской печати распространяются ложные сведения о варшавских переговорах Карахана с Филалити. Это всё выдумано»
[236]. Выдумками и «измышлениями» Филалити назвали эти сведения в и в других документах Наркоминдела
[237]. Сам Карахан в интервью корреспонденту румынского агентства «Радор» 22 октября заявил: «Должен вас уверить, что я никогда не объявлял категорически о пропаже и исчезновении румынского золота, не вижу никакого мотива, который сделал бы возможным такое исчезновение. Но не исключена возможность потери части его»
[238].
Действительно, если бы золотого фонда и драгоценностей не существовало, о каких переговорах могла идти речь? Заявление Карахана в таком случае было чревато их срывом. Карахан блефовал: ему было известно, что советское руководство не собиралась возвращать Румынии золото. В случае успешных переговоров российская сторона могла согласиться лишь на передачу «ящиков», т. е. румынского имущества, за исключением золота, в то время как румынская сторона настаивала на передаче ценностей в полном объёме.
Позиция Филалити как руководителя румынской делегации оценивалась в Москве критически. Сандомирский сообщал Чичерину, что Филалити искажал позицию советского правительства. Как отмечал советский дипломат, «по словам Филалити, русские предлагают нам (т. е. румынам. – Т.П.) следующее решение вопроса: взамен признания Россией присоединения Бессарабии к Румынии, последняя должна отказаться от всяких претензий на возвращение её вклада, эвакуированного в Москву, или от всяких взаимных расчетов»
[239]. Анализируя позицию румынского правительства, заместитель наркома иностранных дел Литвинов писал Чичерину: «Предложение Филалити означало бы, насколько мы понимаем, заранее обещать не касаться вопроса о Бессарабии и в центре споров оставить денежные претензии. Нам оставалось бы в таком случае либо уступить, либо уже разойтись из-за золота. Нужно, стало быть, повернуть вопрос таким образом, что мы от Бессарабии нисколько не отказываемся, но что согласны бы соответствующее предложение румын рассматривать в том случае, если бы можно было обеспечить быстрое обеспечение мира отказом обеих сторон от взаимных претензий». «Мы всё время ставили вопрос для полного примирения о Бессарабии и вопрос о финансовых расчетах. Но если Румыния в настоящее время ни в коем случае не хочет говорить о Бессарабии, мы согласны на чисто практическое решение по текущим практическим вопросам, таким как судоходство, военнопленные, торговля, но ни в коем случае нельзя рассматривать также вопрос о взаимных финансовых расчётах, ибо рассматривать его можно только в том случае, если решение окончательное, то есть, если рассматривать вопрос и о Бессарабии. Другими словами, мы требуем, чтобы на конференции с Румынией или были поставлены все вопросы, включая и Бессарабию и финансовые расчёты, или были поставлены только текущие вопросы, т. е. без Бессарабии и без финансовых расчётов. Надо опровергать в печати. румынские выдумки по поводу этих переговоров»
[240].
Однако сомнения по поводу того, что к 1921 г. весь золотой фонд полностью сохранился, у автора данной книги всё же остаются. В материалах секретариата Литвинова, касавшихся оценки румынских ценностей, говорится о том, что их общая стоимость «частично изменилась и что «точная сумма изъятых нами ценностей и состояние оставленного нам на хранение румынского архива выясняется Наркоминделом и тотчас же, по окончанию его работы, будут Вам сообщены телеграфно»
[241].
Трудный ход заседаний в Варшаве прорисовывал перспективу, сформулированную ранее Чичериным: большое различие позиций сторон делало проблематичным успех будущей конференции без достижения предварительного согласия по спорным вопросам
[242].
Советское правительство стремилось получить от Румынии реальные гарантии не вступать в военные союзы против Советской России или хотя бы взять на себя обязательство сохранять нейтралитет в случае войны между Россией и другими государствами. И хотя Карахану удалось включить этот вопрос в повестку дня конференции, румынское правительство отказалось давать такие гарантии
[243]. В отличие от премьер-министра Авереску, полагавшего, что «не в наших интересах прерывать контакты, которые мы установили» с Советской Россией
[244], непримиримую позицию в этом вопросе занял тогдашний министр иностранных дел Румынии Ионеску, который «взял твердый и решительный тон против советского государства»
[245]. «Сам Филалити, – писал Карахан 26 октября 1921 г. Чичерину, – по-видимому, является сторонником компромисса: это чувствовалось во время переговоров, в особенности во время частных бесед. Когда я ему сделал известное предложение о программе будущей конференции, где вместо вопроса о Бессарабии стоял вопрос о границах, когда я ему задал вопрос о нейтралитете, он лично высказал мнение, что это моё требование будет приемлемо для румынского правительства. Но когда Таке Ионеску решительно поставил вопрос о границах вообще и отказался от нейтралитета, он [Филалити] был очень смущён и видно было, что такой ответ был для него неожиданным»
[246].
