Савелий, казалось, стал еще довольнее, будто у него на дудке уже вертелось всё, что нужно, и прямо сейчас.
Всё-таки насколько было проще в армии. Рявкнул: «Отставить разговорчики в строю!», и в отряде мир, дружба и взаимопонимание.
— Можно я поеду? — попросила Яницкая у Алексея.
Штык не понял, почему спрашивают у него, но головой кивнул.
— Ну, раз все, кто хотел, уже в сборе, — неловко отряхивая ладонями колени, сказал Валентин, — то будем трогать.
Мотор взрыкнул от ключа водителя, и микроавтобус двинулся вперед. Где-то сбоку мелькнула за деревьями белокурая макушка Зубковой. Ладно, на двух девушек есть один парень, так что должно обойтись без человеческих жертв. И может, даже без членовредительства.
В салоне никто не разговаривал, и водитель включил ненавязчивую музычку. Альбина молчала, глядя куда-то вперед. То ли на дорогу, то в светлое будущее. Маркелов не решился нарушить тишину, тем более что слабо представлял, о чем можно поговорить. Но неловкость и напряжение между ними росли с каждой минутой, угрожая вот-вот вспыхнуть искрой. Его рука касалась плеча застывшей в одной позе блогерши. Наверное, она уже сто раз пожалела, что села с ним. В месте, где они соприкасались, жгло как огнем. Пальцы наливались свинцовой тяжестью. Рот наполнялся слюной. Нужно было отодвинуться. Убрать руку.
…Это она пришла и села. Пусть она и убирает…ся.
А Штык не мог.
Или не хотел.
Хотя ни одно, ни другое не имело значения.
Маркелов не смотрел на свою соседку. Он пялился исключительно на обочину: местами непролазный лес, местами пугающие обрывы. Так Штык себя сейчас и чувствовал.
— Алексей... — голос Али выдернул его из мыслей, она наклонила голову, и ее волосы щекотно скользнули по коже.
Штык повернулся и уперся взглядом в приоткрытые губы.
Смотреть на нее в окошке, когда их разделяло два этажа, было безопаснее. Он усмехнулся животной реакции на Яницкую и, чуть мотнув головой, вернул внимание дороге.
— Алексей. — Она процарапала ногтем по его левому бедру.
Тому самому, которое еще недавно отозвалось бы болью на столь бесцеремонное касание. Но то ли дело было в плотных джинсах, то ли просто время, но касание отозвалось совсем не так. И не там. Маркелов посмотрел на острый ноготок, покрытый легкомысленным розовым лаком и хозяйски скользящий к его колену.
К черту!
Он вздохнул и поднял взгляд.
— Слушаю вас, Альбина, — Алексей чуть сжал ее ладонь и твердо переложил к ней же на бедро.
Яницкая изобразила на лице соблазнительную невинность и похлопала глазками. Леха скрипнул зубами и с трудом сдержал острое желание придушить блогершу. Она с ним поиграть решила? Он для нее вторая плюшевая ленивица, только во весь рост и с тестикулами?
— Я хотела спросить, а как вы здесь оказались? — задала она вопрос не в бровь, а в глаз.
Глава 15, в которой всё идет не так, как надо
Мужчины — они как дети: неуправляемы, эгоцентричны и считают, что всегда правы. Доберман был типичным мужчиной. Сначала он чуть не облизывает одну, потом срывает почти-свидание у другой, потом тычет под нос своим тестостероном, а потом делает вид, что всё это не он. Это всё галлюцинации. Причудилось, всё вам причудилось, идите лечитесь.
Аля осознанно дожидалась, пока Алексей вернется с завтрака. В качестве «качели». Конечно, он мог зависнуть в лаунже с Женечкой. Яницкой стоило большого труда убедить себя в том, что если Алексей предпочтет бухгалтершу, то так ему и надо. Время завтрака истекало, и она уже была готова идти, так и не доведя до ума свою тонкую стратегию. Но тут внезапно Доберман вернулся.
Оди́н.
Всё должно было получиться.
Всегда в таких случаях получалось.
А он сидит с таким видом, будто волк-одиночка, а Аля — охотник с ружьем и красными флажками его со всех сторон обложила.
Альбина просто не могла, не могла промолчать:
— Я хотела спросить, а как вы здесь оказались?
Она минут десять придумывала, о чем бы его спросить для поддержания разговора.
— Пришел и сел. А что, я нечаянно устроился на вашем месте? Рассадка согласно купленным билетам?
Доберман был чем-то раздражен. Тем, что она вчера ушла с Тином? Очень по-мужски: ему, значит, можно Женечку окучивать, а она должна сидеть, как болонка на шлейке, и радоваться, когда хозяин соизволит почесать за ушком?
А не охренел ли ты, «хозяин»?
— Нет, что вы, — открестилась Альбина, отчаянно кося под дуру. — Я имела в виду, что обычно сюда приезжают или те, кто работает на Тяжелкова, или его деловые партнеры. А вы к какой категории относитесь?
— Вы здесь часто бываете? — Алексей чуть наклонил голову набок и взял эмоции под контроль.
— Нет, в первый раз, — призналась Аля.
— А откуда знаете?
— Александр Александрович рассказывал, — призналась она.
— А вы, Альбина, для Тяжелкова партнер или на него работаете? — изобразил живейшее участие Доберман.
Он что… ревнует?
— Мы, скорее, партнеры, — подобрала она максимально обтекаемые формулировки. — Точнее, знаете, он, наверное, в бо́льшей степени наставник. Старше, опытнее…
По лицу собеседника словно судорога прошла.
— Никогда бы не подумал, что наш мэр — специалист в области бьюти-блогинга, — сделал Алексей большие глаза.
Аля предполагала, что мужчины заглядывают к ней в аккаунт и могут быть в курсе, чем она занимается. Но чтобы такие мужчины…
— Нет, по части блогинга Александр Александрович — не ПьюДиПай, — возразила Аля. — Но ему простительно.
— Вы очень гуманны к людям и их слабостям, — «похвалил» Доберман с явным подтекстом и снова отвернулся к окну.
Что это вообще было?
Яницкая уставилась на неидеальный профиль собеседника с саркастически изогнутыми губами. Он что, над ней смеется?
Она отвернулась в другую сторону.
Ой, подумаешь. На себя посмотрите, мистер… Так кто он всё-таки такой? На вопрос-то Доберман так и не ответил.
— Храм, куда мы сейчас едем, был возведен в шестнадцатом веке, — словно дождавшись, когда Альбина закончит внутренний диалог, заговорил Тин, — Когда христианство вернулось на побережье после недолгого господства мусульман. С этим храмом связана легенда…
Валентин рассказывал историю двух влюбленных, тайно обвенчавшихся в храме, и жестоком купце — отце невесты, который не пожелал признать этот брак. О том, как девушка выбросилась из окна своей светелки. А жених принял постриг и всю оставшуюся жизнь молился за упокой души любимой, похороненной за оградой кладбища, и дух его так и остался после смерти охранять священное для него место. От легенды несло язычеством и новоделом. Ибо разве монах может поставить любовь к женщине выше служению Богу? Но звучало залипательно. Аля настолько заслушалась, что почти забыла про свою обиду на Добермана. А когда впереди показались контуры величественного храма, действительно забыла.
