Глава пятая
Позднее, тем же вечером, Бринн сказала маме, что не очень хорошо себя чувствовала.
– Я поэтому плакала, – объяснила она. – Жутко живот болел. Наверное, от школьного обеда.
Очередная ложь.
– Ой, правда? – спросила мама. – Ты не любитель еды из столовой, да? А мне всегда она нравилась. Особенно рыбные палочки. Видно, ты пошла в отца – он жуткий привереда. Если хочешь брать еду с собой, уверена, он приготовит тебе что-то вкусненькое.
– О’кей, – отозвалась Бринн.
Конечно же, ее совершенно не беспокоило, что́ ей есть на обед. Одно вранье громоздилось на другое, но другого выхода она не видела. Было слишком унизительно, слишком постыдно признать, что она не справилась с заклинанием. Бринн начала думать, что она отличается от других русалок, и эта мысль ее не обрадовала. Что, если она – одна из тех, кто не умеет творить магию?
Ранним утром в субботу Бринн сказала родителям, что ведет Талли погулять.
Но после того, как они побывали на поверхности, Бринн не поплыла домой, а взяла черепашонка с собой в ламинариевый лес, где планировала оставаться до тех пор, пока не выполнит заклинание освещения. Она что, вообразила себе те искры румагии, которые слетали у нее с пальцев в первый школьный день? Нет! Магия сотворилась в ламинариевом лесу однажды и – Бринн не сомневалась – может сотвориться снова, пусть даже в тот раз это произошло случайно. Бринн от души надеялась: что бы ни было такого в этом лесу, что помогло ей тогда, оно может помочь ей справиться с этим заклинанием.
Когда Бринн и Талли добрались до мирной полянки, девочка поняла, что они не одни.
Она услышала поблизости крики женщины. Сердитые крики.
Талли спрятался за хвостовым плавником хозяйки.
– Подожди здесь, – сказала Бринн.
Она оставила поляну, переплывая от одного пучка водорослей к другому и двигаясь на шум. Вскоре Бринн оказалась на краю леса. Она выглянула из-за стеблей ламинарии.
Там была Федра.
Морская ведьма, как ее называли, не русалка и вообще не кто-то из морского народа, а некое другое существо. Вместо хвостового плавника у нее были человеческие ноги, а на ладонях и ступнях имелись плавательные перепонки. Морская ведьма могла дышать под водой и жила в море, а слухи гласили, что ей ведома мощная магия.
– Темная магия, – сказала про нее Джейд однажды. – Плохая.
Бринн была не в курсе, что такое темная магия, но и выяснять это ей не хотелось. Она знала лишь, что румагия происходит из любви, а темная магия – из чего-то другого. Девочка юркнула за водоросли.
Бринн никогда раньше не видела Федру, но слышала, что морская ведьма красива. Даже на расстоянии было ясно, что «красива» – не то слово. Федра была ослепительна, от нее захватывало дух. Ее кожа сияла, точно жемчужина или внутренность перламутровой раковины. Волосы ведьмы были длинными, черными и прямыми, губы – кроваво-красными, а глаза – темными и мрачными. Однажды Джейд сказала Бринн, что морская ведьма пользуется своей магией, чтобы казаться красивее и чтобы так оставалось всегда. Бринн спросила маму, правда ли это.
– Ну, я не знаю Федру лично, – ответила мать, – а распространять слухи – невежливо.
Федра величественно парила в воде на краю ламинариевого леса. И кричала на дагона.
Дагоны, раса людей-рыб, предположительно возникли в самых глубинах океана. Руки и ноги у них были человеческими, но дагонов покрывала зеленая чешуя, вместо ладоней и ступней у них росли плавники, а на щеках – жабры. Бринн не была знакома ни с кем из дагонов, и их не слишком-то много водилось близ Блистательного – города, в котором жила Бринн. По большей части дагоны жили вдали от русалок. Брин предполагала, что у них есть собственные города и школы, но точно не знала. Она вообще мало что знала о дагонах, но впечатления от них у нее сложились не самые приятные. Бринн думала о дагонах как о грубиянах, хотя сама толком не знала отчего, – ни один дагон никогда не грубил ни ей, ни кому-то из ее знакомых.
– Слушай меня, Йен Флетчер: все должно быть сделано сегодня же! – кричала Федра. – Не завтра, не на следующей неделе. А сегодня! Ты меня хорошо понял?
Дагон согнулся в поклоне:
– Да, Федра. Будет исполнено.
Бринн была раздражена и напугана тем, что морская ведьма выбрала именно ламинариевый лес, чтобы поорать на несчастного дагона. Но все же русалочке стало интересно, о чем идет речь. Она вытянула шею и подалась вперед, чтобы рассмотреть, что они делают.
В этот момент Бринн почувствовала, как что-то тянет ее за хвост. Она обернулась – это был Талли. В глазах черепашонка застыл испуг, и он, зажав плавник Бринн челюстями, пытался утащить хозяйку прочь от морской ведьмы.
– Талли, ступай назад! – шепнула Бринн. – Возвращайся на поляну и жди меня!
Морская ведьма как раз рассказывала съежившемуся дагону, какие огромные неприятности он заработает, если ее приказы не будут исполнены. Но в этот момент она умолкла и повернула голову.
Бринн попробовала замереть, но Талли продолжал тащить ее за плавник. Девочка выдернула хвост у него из челюстей, и это движение всколыхнуло водоросли – морская ведьма ее увидела.
Не сводя глаз с Бринн, Федра произнесла:
– Исчезни, Йен Флетчер.
Дагон с жалким видом поклонился, развернулся и быстро уплыл. Вскоре Бринн перестала его видеть. Тем временем Федра устремила на девочку холодный недобрый взгляд и несколько секунд не сводила с нее глаз. Бринн даже видела, как одна бровь ведьмы изогнулась дугой. Сердце девочки заколотилось в груди.
А потом Федра исчезла в облаке чего-то черного, как чернила гигантского кальмара.
Через миг вода вокруг была пуста.
Бринн огляделась. Талли жался к ней, вытаращив глаза и стреляя ими туда-сюда.
– Видимо, они ушли, – сказал Бринн, не зная толком, радоваться ей или бояться. – Что ж, думаю, теперь я могу потренироваться в магии. Давай, Талли, вернемся на поляну.
Но теперь Бринн чувствовала себя настолько же беспокойно, насколько Талли себя вел. Когда они вернулись на полянку, сердце девочки стучало быстро-быстро, а руки дрожали. Она не могла сосредоточиться на любви, или сострадании, или мире. Но, раз уж они были в ламинариевом лесу, Бринн, по крайней мере, могла концентрироваться на сонном колыхании водорослей – и постаралась сделать это. Она несколько раз глубоко вдохнула и представила своего папу, его синие волосы, очки и характерные шуточки: «Скажи-ка, Бринн, как океан относится к суше? Верно: он к ней подкатывает». Шутки были не больно-то смешные, но сам Адриан хохотал до упаду. У папы Бринн был звучный искренний смех, от которого он зачастую складывался пополам. Бринн обожала слушать этот смех.
