Мейсон, глядя на него, промолчал.
– Сразу же после обвинения, – продолжил Гидеон, – мне
сказали, что, если я верну сорок семь тысяч долларов, приговор будет намного мягче.
После вынесения приговора мне повторили еще раз: если я верну сорок семь тысяч
долларов, у меня появится реальный шанс на быстрое освобождение.
– Но вы не приняли это предложение?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я понятия не имел, где находятся сорок семь
тысяч долларов. Я не смог бы их вернуть, даже если бы хотел.
– Теперь, когда вы освободились, полиция, насколько я
понимаю, потеряла к вам интерес? – спросил адвокат.
– Вы шутите? – отреагировал Гидеон. – Теперь, когда я
освободился, полицейские ищейки гонятся по моему следу в надежде, что я приведу
их к деньгам и они получат свое. Они надеются сказать: «Закон не проведешь,
Гидеон. Вы отбыли в тюрьме положенный срок, рассчитывая после освобождения воспользоваться
сорока семью тысячами долларов. Так вот, теперь деньги наши, а срок – ваш.
Ха-ха-ха!» И конечно, позаботятся, чтобы все заключенные в тюрьме узнали об
этом, а сами будут злорадствовать над тем, что закон не проведешь и что им
удалось меня обдурить.
– Значит, они идут по вашему следу?
– Ну да.
– И придут по вашему следу сюда?
– Конечно.
– Понятно. – Мейсон нахмурился.
– Вижу, вы все понимаете, – улыбнулся Гидеон. – Я пытаюсь
артистично подойти к теме, мистер Мейсон, даже если первый шаг получился
довольно грубым. Видите ли, полиция знает, что, имея дело с мошенником, она
имеет дело с человеком, обладающим высоким интеллектом. Когда полиция
занимается слежкой за мошенником, это иногда выглядит очень наивно. В моем
случае они очень грубо следят за мной.
– Грубая слежка? – осведомился Мейсон.
– Разумеется, вы с вашим опытом в уголовных делах понимаете,
что это такое. Грубая слежка – это именно то, что под этим подразумевается. Она
так очевидна, что ее невозможно не заметить. Это то же самое, как если бы,
внезапно открыв дверь, вы обнаружили за ней подслушивающую секретаршу. Она,
конечно же, изобразила бы замешательство, повернулась и пошла по коридору,
разглядывая имена и номера на дверях, словно ищет какой-то офис, который очень
трудно найти.
– Это и есть грубая слежка?
– Это и есть грубая слежка.
– По-моему, полиция не надеется добиться слишком многого с
помощью такой тактики.
– Полиция надеется добиться слишком многого с помощью такой
тактики, – возразил Гидеон. – Грубая слежка всегда очень заметна, но довольно
бессмысленна. Для умного человека улизнуть от нее – пара пустяков. Хотя бы
проехать на светофор, когда меняется свет… – Гидеон замолчал и посмотрел на
Мейсона сквозь голубой дым сигары. Его полузакрытые глаза задумчиво
разглядывали адвоката. Через некоторое время он сказал: – Успеха можно
добиться, если к этой игре подключить тонкую слежку. При ней следящие находятся
на заднем плане. Я их не вижу. По крайней мере, не должен видеть. Оторвавшись
от грубой слежки, я, преисполнившись уверенности, направляюсь в какой-нибудь
мотель и останавливаюсь там под вымышленным именем; затем ночью переезжаю в
другой мотель; потом, вероятно, в меблированные комнаты и, наконец, убедившись,
что полиция окончательно меня потеряла, забираю мои сорок семь тысяч долларов.
По крайней мере, так думает полиция.
– И тогда вас схватят?
– И тогда меня схватят. Те, кто занимается тонкой слежкой,
не будут отставать от меня ни на шаг.
– А отделаться от них невозможно?
– Ну, почему же, – ухмыльнулся Гидеон. – Это не просто, но
вполне реально. Требуется лишь время и некоторая сумма денег. А у меня, мистер
Мейсон, если честно, есть время, но не очень много денег.
– Понятно, – буркнул адвокат.
– Но я думаю, вы могли бы это исправить.
– Каким же образом?
– Мне кажется, мистер Хорас Уоррен будет рад несколько
посодействовать моей реабилитации.
– Вы полагаете, мистер Уоррен мой клиент?
– Я полагаю, он ваш друг, иначе вы не были бы у него вчера
вечером. Я также полагаю, что ваше присутствие на этом тесном сборище не было
лишено какого-то смысла. Подозреваю, что у вас официальный контакт с каким-то
заинтересованным лицом. Но не вижу причин забивать себе мозги такими, на мой
взгляд, пустяками. Дело в том, что мистер Уоррен примет любое ваше предложение,
направленное на то, чтобы прошлое его жены не всплыло на поверхность и не стало
достоянием безжалостной публики.
– А, так вы угрожаете…
Гидеон поднял руки:
– Нет, нет, пожалуйста, мистер Мейсон! Пожалуйста!
– Тогда я, наверное, неправильно вас понял.
– Да нет, правильно. Дело вот в чем, мистер Мейсон. О каждом
моем шаге становится известно полиции. И то, что я здесь, тоже наводит на
определенные размышления. Зачем я пришел сюда? Каким образом я связан с вами
или вы со мной? И хотя моя переписка годами подвергалась цензуре, полиция
немедленно предположит, что вы представляете человека, у которого находятся те
самые сорок семь тысяч долларов, и что я обратился к вам за тем, чтобы их
получить.
– Понятно, – отозвался адвокат.
– Полиция начнет проверять ваших клиентов, особенно тех, кто
связался вами и с кем связывались вы в последние несколько лет или с кем вы
свяжетесь после того, как я покину этот офис. Просто удивительно, насколько
некоторые полицейские оперативники хорошо знают свое дело. Они не хуже меня
могут сложить два и два. Они, безусловно, прочли или прочтут колонку светской
хроники в вечерней газете.
– И что же?
– Прочтут и заинтересуются, почему вы нарушили ваше правило
и пришли на, казалось бы, чисто светскую вечеринку. Начнут выяснять подноготную
всех гостей и в конце концов обратят внимание на хозяина и хозяйку. А это будет
очень плохо, мистер Мейсон.
Адвокат промолчал.
– Но если мистер Уоррен поспособствует моему финансовому
благополучию, это даст мне возможность отделаться от слежки и исчезнуть далеко
и надолго, – заявил Гидеон.
– Иначе? – спросил Мейсон.
– Иначе я попал в экономическую ловушку. Отправив меня в
тюрьму, меня обобрали до нитки, а выпустили только с так называемым «выходным
пособием».
Адвокат выразительно посмотрел на его одежду и сигару.
– Похоже, за короткий срок вы значительно преуспели.
Гидеон улыбнулся:
– Скажем так, я находчив и не лишен ума.
