– Так она ведь не спрашивает, быть или не быть… Ладно, пошла я. В аптеку еще зайду, куплю тебе что-нибудь… А ты давай в постель, слышишь?
Ольга Петровна ушла, и Леся послушно поплелась в спальню, забралась под одеяло, свернулась калачиком. Закрыв глаза, вдруг ясно увидела лицо Лешика… Его глаза… Как он смотрел на нее удивленно, будто не узнавал. А может, и впрямь не узнавал… Так и сказал – ты другая, совсем другая. А хорошо это или плохо – не пояснил. Наверное, хорошо… Хотя чего теперь думать об этом? Лешик ведь ушел. Надо с этим смириться. Хорошо, что оставил надежду, что можно будет мирно решить вопрос, с кем будут жить дети…
На этой мысли она уснула и проснулась от шума – вдалеке что-то грохнуло и зазвенело отчаянно. Подскочила, примчалась на кухню, и Ольга Петровна пояснила с досадой:
– Это я крышку от сковородки на пол уронила! Разбудила тебя, да?
– И хорошо, что разбудила… Сама не заметила, как уснула…
– Сейчас ужинать будем, я жаркое делаю! Еще пять минут, и готово будет.
– Я не хочу есть, мам… Совсем не хочу.
– А надо поесть, Леся! Надо! Тебе силы нужны, как ты этого не понимаешь! Завтра дети придут, и какой ты их встретишь? Бледной тенью с черными кругами под глазами?
Ольга Петровна вздохнула прерывисто, и Леся увидела, что лицо у нее насквозь проплаканное, и ресницы еще не высохли от недавно пролитых слез.
– Не плачь, мам… Пожалуйста… Иначе я тоже начну плакать… – жалобно попросила Леся.
– Да как, как мне не плакать-то? Я за Коленьку так волнуюсь… Такое чувство, будто мне сердце из груди вынули… Да если б ты мне только позволила, я бы сейчас к этой твоей Татьяне пошла и устроила бы там кузькину мать! Вот же дрянь какая, а?
– Не надо, мам… Там же Леша… Нельзя сейчас так…
– Да знаю, что нельзя! Ладно уж, доживу до завтра… А ты садись давай, ешь!
Леся послушно села за стол, и Ольга Петровна поставила перед ней тарелку с едой. Села напротив, утерла мокрые глаза ладонями.
– Мам, и завтра тоже давай так… Без лишних эмоций, ладно? И без слез. Не пугай Коленьку. Он и без того наверняка испытывает чувство вины, что согласился сесть в машину и уехал с Танькой.
Ольга Петровна долго и внимательно смотрела на дочь, потом улыбнулась, произнесла тихо:
– А ты и впрямь повзрослела, Лесь… Вот и меня уже учишь, как себя вести… Да только не поздно ли ты повзрослела, доченька?
– Взрослеть никогда не поздно, наверное.
– Ну да, ну да… Ты как себя чувствуешь, получше тебе?
– Да.
– Ну вот и хорошо… Сейчас поешь и снова отправляйся в постель, а завтра уже огурчиком встанешь. А я пока тут хозяйством займусь… Пироги с утра затеять хочу, дети любят мою стряпню. И Леша твой любит…
– Он уже не мой, мам.
– Да не отрекайся заранее, погоди еще. Всяко жизнь может повернуться. Сама-то хочешь, чтобы он вернулся, или как?
– Хочу, конечно… А только…
– Вот и не загадывай! Хочешь, так и хоти дальше! Потому что мысли впереди человека бегут и дорогу всем хотелкам прокладывают! И все, и не будем об этом говорить больше… Если поела, иди отдыхай. Завтра у нас хлопотный будет день…
Утро и впрямь получилось хлопотным и суетливым – надо было себя в порядок привести, помочь маме на кухне. Когда пропел дверной звонок, обе бросились в прихожую как заполошные, и Леся первой домчалась до двери, дрожащими пальцами провернула собачку замка. И распахнула дверь…
– Мама! Мамочка! – тут же кинулась к ней Лиза, ухватила за талию, прижалась головой к животу. – Я так по тебе соскучилась, мамочка!
– И я… И я по тебе… – дрожащим шепотком проговорила Леся, стараясь не заплакать. – Я тебя очень люблю, доченька… И Коленьку…
Она потянулась было рукой к сыну, чтобы тоже обнять его, но Ольга Петровна опередила ее, прорвалась к внуку, принялась торопливо ощупывать мальчишку со всех сторон, приговаривая тревожно:
– Коленька, ну как ты? С тобой все хорошо? Ты очень испугался, Коленька? Я на тебя не сержусь, ты не думай… Я понимаю, что ты к папе хотел… Не сержусь, Коленька, не сержусь…
Леша стоял, смотрел на эту сцену задумчиво, будто наблюдал за ними издалека. Потом проговорил тихо:
– Ну ладно, я пошел… Вечером за детьми приду.
Ольга Петровна охнула, услышав это решительное «вечером», еще сильнее прижала к себе внука. Леся испугалась, что она сейчас возмущаться начнет, но Ольга Петровна вдруг попросила почти заискивающе:
– Да ты проходи, Лешенька, что ты! Куда заторопился-то! Я вон пирогов напекла… Проходи!
– Нет, Ольга Петровна, как-нибудь в другой раз… – вежливо отказался Леша, отступая. – Я в семь часов за детьми приду…
– Да хотя бы два дня пусть с нами побудут! – отчаянно попросила Ольга Петровна. – Завтра ведь воскресенье! Мы бы погуляли, в зоопарк сходили или еще куда…
– Хорошо, я заберу в воскресенье, – покладисто согласился Леша, нажимая на кнопку лифта и оборачиваясь назад. – Я ж все понимаю, Ольга Петровна, что вы… Извините, что так все произошло…
Ольга Петровна не успела ничего ответить – подошел лифт, и Лешик шагнул в распахнутые двери.
Два дня прошли так быстро, что Леся и опомниться не успела. Никогда в прежней жизни ей не приносило такого удовольствия общение с детьми. Да она и не понимала в прежней жизни, что это за счастье такое! Счастье обнимать их, беседовать с ними, играть… Да просто идти по улице, держа их за руки… Правда, Коленька не особо позволял с собой такие нежности – чтобы идти по улице, взявшись за руки. Отвечал коротко: «Что я, маленький, что ли?» Леся торопливо соглашалась, взглядывала на него исподтишка… А ведь и впрямь скоро повзрослеет, очень будет на Лешу похож. И характер у него Лешин, наверное…
Это «наверное», произнесенное мысленно, больно скребнуло по сердцу. Да, это так… Она даже не знает, какой у ее сына характер. В той жизни ей это неинтересно было. Да как же она жила в той жизни, как же так получалось, что было неинтересно? А что тогда было интересно? Свои капризы, свое постоянное недовольство якобы скучной жизнью? Встречи с Веничкой были интересны, и важно было, что скажет, что о ней подумает Веничка? Или больная тоска по тому сочинскому парню была интересна? Даже стыдно вспомнить теперь…
Прекрасными получились два дня, с новыми для себя открытиями. Но шла она по этим двум дням с большой осторожностью, боясь задать детям лишний вопрос. Хотя очень хотелось спросить – как они там, вместе с Танькой… Ревниво спросить. С обидой. Потому и нельзя было спрашивать, нельзя!
Но Лиза сама вдруг задала ей коварный вопрос:
– Мам… А почему тетя Таня говорит, что мы с Колей теперь всегда будем жить с ней? Это правда, мам?
– Ну что ты, Лизочка… Нет, конечно. Мы будем жить все вместе – я, ты и Коленька. Ведь я ваша мама, правда?
