Отец почти так же мастерски читает мысли, как Себастьян.
—А где все остальные?
Мэтью не удовольствовался ответом, но решил потерпеть. Если скоро секрет не откроется, сам посмотрит. В конце концов, это его дочь.
—Дуглас с Морин спорят на кухне, что готовить к обеду. Камилла играет с Падриком в карты. Он не совсем доволен, — коварно ухмыльнулся Мэтью. — Говорит, она заколдовала колоду.
Брайна тоже улыбнулась:
А она ее заколдовала?
Разумеется. Твоя сестрица прирожденная мошенница.
Брайна бросила на мужа угрожающий взгляд:
—А твой брат несчастный неудачник, вечно в проигрыше.
Моргана со смехом взяла родителей под руки:
— Каким образом вы умудряетесь жить вшестером, не пораженные громом и молнией, для меня тайна, покрытая мраком.
Пошли вниз, будем дальше скандалить.
Ничто так не поднимает настроение, как совместный обед с Донованами. А приподнятое настроение — именно то, что нужно. Глядя на задирающих друг друга супругов, сестер и братьев, чувствуешь себя лучше, чем в цирке на первом ряду.
Известно, они не всегда ладят. Точно так же известно, что при любых трениях перед лицом семейных проблем сливаются воедино, как солнце и свет.
Не стоит создавать лишнюю проблему. Хочется просто побыть вместе с ними.
Между теми и другими тройняшками мало физического сходства. Мэтью худой, высокий, с копной стальных волос, с величественной выправкой. Отец Аны Падрик не выше Морганы, большой шутник с плотным боксерским сложением. Эксцентричный Дуглас ростом почти шесть футов четыре дюйма, с залысинами и живописным треугольником волос на лбу. На шее висит увеличительное стекло, куда он заглядывает по собственной прихоти. Впрочем, после отказа его жены Камиллы садиться с ним за стол он все-таки снял войлочную охотничью шляпу и пелерину.
Камилла считается младшей в выводке, хорошенькая, пухленькая, как голубка, но воля у нее железная. Не меньше супруга склонна к эксцентрике. Нынче утром опробовала новую прическу, взбив вокруг головы ослепительные оранжевые кудряшки. За одно ухо заткнуто длинное орлиное перо.
Морин, жена Падрика, — искуснейший медиум, высокая, статная, с заразительным громоподобным смехом, сотрясающим стропила.
Вместе с безмятежной Брайной и благородным Мэтью получается на редкость разношерстная компания колдунов и колдуний. Слушая их болтовню, Моргана буквально таяла от любви.
Твой кот опять лазил по моим занавескам, — обратилась к Морин Камилла, взмахнув вилкой.
Ох... — Морин пожала крепкими плечами. — Мышь ловил, больше ничего.
Пышные кудряшки затряслись.
Тебе отлично известно, что в доме нет ни одной мыши. Дуглас изгнал их, произнеся заклятие.
Видно, не довел до ума дело, — буркнул Мэтью.
—Не довел? — Камилла выступила на защиту мужа. — Единственное, что не доведено до ума, так вот этот пирог.
Тоже Дуглас пек, — с ухмылкой вставил Падрик. — Я люблю тертые яблоки.
Новый рецепт. — Дуглас вытаращился в увеличительное стекло, словно филин. — Полезный для здоровья.
Как насчет кота? — настаивала Камилла, опасаясь утратить контроль над беседой.
Кот здоров, как лошадь, — весело объявил Падрик и сладострастно подмигнул жене. — Правда, ягненочек?
Морин в ответ захихикала столь же сладострастно.
Черт возьми, мне плевать на кошачье здоровье, — заявила Камилла.
Ладно, ладно. — Дуглас похлопал ее по пухлой руке. — Кому нужен больной кот? Рини сварит ему замечательное лекарство.
Кот не болен, — сухо возразила Камилла. — Подтверди, Дуглас.
Что подтвердить? — возмущенно переспросил он. — Если кот не болен, клянусь Финном, не пойму, в чем проблема. Моргана, деточка, почему пирог не ешь?
Слишком забавно и увлекательно слушать.
Очень вкусный. Хочу приберечь. — Она вскочила, пробежалась вокруг стола, чмокнув каждого в щеку. — Страшно всех вас люблю.
Ты куда? — крикнула вслед Брайна.
—Погуляю по берегу. Долго-долго.
Дуглас нахмурился сквозь увеличительное стекло.
—Девочка ведет себя как-то странно, — заключил он и, поскольку обед почти кончился, водрузил шляпу на голову. — Вам не кажется?
Нэш как-то странно себя чувствовал. Может быть, потому, что не спал двое суток. Почти двадцать часов летел самолетами, ехал в поездах, в такси и автобусах, усугубляя похмельное сонное состояние, в котором пребывает в последнее время. Тем не менее умудрился перелететь с Западного побережья на Восточное, успел на другой самолет до Нью-Йорка, подремал над Атлантикой, сел в поезд к югу от Дублина, лихорадочно искал машину, которую можно купить, взять напрокат или просто угнать, чтобы проделать последние мили от Уотерфорда до замка Донован.
Известно, что надо держаться правильной стороны дороги. А по сути неправильной. Непонятно, зачем это так уж необходимо, ибо грязную ухабистую колею, по которой он теперь ползет, близко даже дорогой не назовешь.
Машина, за которую выложена сумма, эквивалентная тысячи двумстам американских долларов, — никто не скажет, что ирландцы не умеют торговаться, — грозит развалиться при каждом толчке. Жалкое подобие глушителя уже отвалилось, шум способен разбудить мертвого.
Конечно, у этой страны есть свой стиль и изящество — высокие утесы, роскошные зеленые луга. Но как бы не пришлось на последний холм подниматься пешком, держа в руках рулевое колесо.
На западе горы Нокмилдаун. Изворотливый торговец лошадьми, продавший машину, расщедрился, указал направление. «На западе горы, на востоке канал Сент-Джордж к чаю в замок поспеете».
Скорее к чаю утонешь в торфяном болоте.
— Если выживу, — бормотал Нэш, — если останусь живой и найду ее, убью на месте. Медленно. Чтобы знала.
Потом отнесет в укромное темное место, неделю будет заниматься любовью. Неделю проспит, проснется и начнет все сызнова. Если выживет.
Машина подпрыгивает и ныряет, дробя кости. Сколько внутренних органов сдвинулось с места? С зубовным скрежетом он проклятиями, уговорами и угрозами погонял на подъеме сопротивлявшееся транспортное средство. Потом разинул рот, нажал на тормоза, чтобы замедлить спуск. Летя с холма, не почуял запаха горелой резины, не заметил дымка над капотом.
Не сводил глаз с замка.
Собственно, не ожидал замка, несмотря на название. Но перед глазами настоящий замок высоко на скалах над бурным морем. В серых камнях сверкают на солнце вкрапления слюды и кварца, башни устремляются в жемчужное небо, на мачте развевается белый флаг. Нэш с изумлением и благоговейным, страхом разглядел на нем пентаграмму.
