— Ли-и-ис-с-с-сь, — выдохнул он протяжно, точно как во время наших постельных безобразий, искушая до такой степени, что мышцы бедер конвульсивно напряглись, — чтобы его класть, надо его изначально иметь. А тебе при рождении не выдали, к моей величайшей радости. Хоть и пожил я по Европам, а все же тамошней свободой нравов не проникся.
— Упущение с твоей стороны, Антош-ш-ш! — ответила я ему тем же и по тому же месту, выдохнув его имя, почти как стон, у самого его рта. — Это же так расширило бы и настолько углубило твой вышеупомянутый опыт.
— А? — походу, смысл сказанного дошел до мажора не сразу, попался он, попался, но, правда, быстро и опомнился. Сцапал меня за плечи, не дав отпрянуть, и удивительно ловко повалил, оказываясь сверху и прижимая собой к узкой койке. — Ах ты же зараза моя языкатая! Вот я тебе расширю и углублю скоро!
Вот как-то так мы и выбирались из лесных дебрей. План был, что все время начеку и напряженно сидя на измене и прислушиваясь, а на деле — целовались, валяя друг друга по очереди на несчастной койке Ильи Муромца, отрывались, когда уже дышать было нечем, терпеть невмоготу и руки бесстыжие лезли, куда сейчас не надо. Утихомиривались, усаживались, опять цеплялись языками, ржали, дразнились, целовались, валялись, ласкались. И так по кругу, под рев движка и мерное покачивание и тряску вагончика. Да уж, до хрена мы оба ответственно относящиеся ко всему ребята. Ну а что поделать, когда этот мажор такой… вот сожрала бы с костями! А когда дышать рвано начинает и чувствую, что дуреет он, потому что хочет меня, то вообще улет какой-то. Вампирюгой себя внезапно какой-то ощутила, что пила бы и пила из него этот его отклик. Маманя, если ты с этого кайфовать не могла, то ты дура и неудачница и мне тебя жаль!
— О, мелкая, походу, мы выехали уже куда-то! — замер в какой-то момент Каверин, остановив очередной раунд наших тисканий, сопровождаемый таким же очередным озвучиваемым им сценарием мечтаний, в которых он меня уже повез прокатиться по заграницам.
Отпустив меня, он слетел с койки и приоткрыл люк в полу, выглянув наружу.
— Да, точно, на гравийку из дебрей вылезли, — подтвердил он, широко улыбнувшись. — Ну все, еще чуток — и дома! Ко мне завалимся, в ванну бухнемся, отмокнем, отмоемся, пиццы закажем. В холодильнике пивко дожидается. Будем пару дней трахаться, жрать, спать и опять трахаться, а потом усвистим к морюшку, но по дороге опять же будем трахаться. Как тебе план?
Ответить я не успела, потому как наш транспорт затормозил и я скорчила Антону страшную рожу, прошипев: “Гоп не говори”. Он же распахнул люк до конца, метнулся за ружьем, шепнув мне: “Обулась и приготовилась!”
Глава 22. 2
Я беспрекословно послушалась, торопливо напялив свои говнодавы и неотрывно глядя на него. Каверин лег на живот у люка, чуть высунув в него голову и к чему-то прислушиваясь. Присоединилась к нему и принялась, хмурясь от напряжения, ловить глухое бу-бу-бу как минимум двух мужских голосов, сквозь шум незаглушенного двигателя.
— Я иду первым, — прошептал Антон. — Если все норм — свистну. Сразу ломимся на обочину в кушири, поняла? Стараемся тихо, но как уж пойдет. В темноте хрен нас выцелят, но если бежать придется, то старайся чаще вилять между деревьями. На меня не смотри, беги … — Я резко вдохнула, но он грубо оборвал: — Захлопнись, Лись! Я буду сзади, не потеряю, поняла?
— Только попробуй соврать! — прищурилась я на него злобно, но в ответ только схлопотала краткий поцелуй в нос.
Еще минут десять прошло в напряженном ожидании, и у меня вся спина и задница за это время холодным потом покрылись. А потом я различила хруст тяжелых приближающихся шагов по гравию, и перед глазами потемнело от страха. Бум! — глухой удар по металлу, и я чуть до потолка не взвилась, завизжав истерично.
— Молодежь, все нормально, — раздался негромкий голос Ильи. — Едем дальше.
И он снова захрустел ботинками по гравию, на этот раз удаляясь.
— Еще раз так — и я реально припозорюсь, и штаны менять придется, — фыркнул Каверин после облегченного выдоха.
А уж обо мне-то что говорить. Я перевернулась на спину около люка и раскинула руки, отпуская дикое, оказывается, напряжение под опять начавшееся покачивание вагончика. И вот тут-то и накрыло по-настоящему. Новый взрывной “бум!”, но только теперь исключительно у меня в мозгах. Как же это страшно, просто адски, невыносимо, до остановки сердца и дыхания, бояться не за себя. Это… я такое не тяну. Не знаю, как вообще такое можно потянуть. Я не знаю, зачем пытаться это уметь. Мой выход всегда был бежать. В одиночку, без оглядки, сожалений, не взваливая на себя ничего. Ни привязанностей, ни лишнего барахла, ни страхов за других, ни сожалений о потере чего-то или кого-то. Вот привязалась к Корнилову, и что получила в итоге? Боль. К Камневым вон тоже, и уходить было — как в кишках ножом ковыряться. А теперь этот вот… мажор. Боюсь за него. Зачем? И понимание это гадское, что без него не побежала бы. Ни тогда от бандюков, ни в лесу, ни сейчас. Ну вот и как такое западло со мной приключилось?
— Лись? — позвал Антон, придвигаясь ближе, чего я сейчас не хотела. На уровне разума не хотела, а вот тело, как само собой, повернулось на бок, прижимаясь к нему. — Заманало тебя уже все это, а, мелкая? Потерпи. Уже совсем чуть осталось.
Я-то потерплю. Но чую, что терпеть впереди придется совсем не чуть.
Еще где-то через час езды трясти почти совсем перестало. Мы выехали на асфальт. С выбоинами и щербатый, что было прекрасно нам видно в люк, у которого так и остались валяться. Клали сие дорожное покрытие, походу, еще при динозаврах, но, однако же, это уже была нормальная дорога, а значит, близко цивилизация.
Но неожиданно мы снова свернули, причем сразу на грунтовку, и Антон нахмурился. Но в этот раз ехали совсем чуть, и едва остановились, он выскользнул наружу, зыркнув на меня “сиди на месте” строгим взглядом. Да конечно! Прямо слушаю и повинуюсь!
Ногами вперед выпрыгнула из люка на землю и, протиснувшись, согнувшись в три погибели, под вагончиком, пошла вслед за Антоном.
Муромец как раз возился с прицепом, светя себе на руки и фронт работ налобным фонарем. Движок он опять не глушил и услышать нас никак не мог, но стоило Каверину подойти на пару шагов, как резко повернул в нашу сторону голову, полоснув по глазам ярким лучом фонаря, мигом ослепляя.
— А, добро, что вылезли, — пробасил он. — Я собирался звать вас уже. Сейчас прицеп тут в поле оставим и домой поедем. На дороге я как раз наших местных охотников встретил, они сказали, в поселке тихо-мирно все, никаких подозрительных передвижений и незнакомых личностей не наблюдается.
— А позвонить можно будет? — спросил Антон, не забыв зыркнуть на меня с упреком.
— Так уже можно. Тут ловить должно. Сейчас в машину сядем, и дам тебе телефон.
Поле оказалось подсолнуховым, хотя понять это удалось при близком рассмотрении ближайшей высоченной бодылины. Хм… надо же, оказывается, на ночь они закрываются.
