С радостным воплем мальчишку унесло с кухни, а Камнев уставился на меня.
— Ну и хер ли ты стоишь тут истуканом, Каверин? Беги пользуйся моментом, пока я твою заслуженную п*здюлину отсрочил.
— Спасибо! — поблагодарил я вот реально от всей души и действительно рванул.
Глава 27. 2
— Помочь чем надо? — услышал голос Лиски и увидел ее силуэт, застывший в проеме входных дверей.
Солнечный свет бил ей в спину, рыжие кудряшки под ним пламенем прямо вспыхнули, ослепляя меня. Сама тоненькая, чуть не прозрачная, нереальная прямо какая-то, косыми лучами светила облизанная так, что от ревности и жадности давиться впору. Моя живая свеча, от вида которой у меня и в груди мигом полыхает, и в голове дым-дурман, пальцы сцапать крючит, а уж ширинку рвет просто адски. Сквозняком аромат ее до меня донесло, и я чуть плечом в косяк не врубился, так шатнуло мгновенным опьянением.
— Нет, чего там помогать! — отмахнулась невидимая для меня Рокси. Для меня сейчас все, кроме Лисицы моей, невидимки. — Осталось овощи настрогать, мы с Леной сами. Гуляй, свежим воздухом дыши.
— Уж воздухом я надышалась по лесам, спа…сибо, — на последнем слове моя девочка осеклась, заметив меня. И тут же взгляд ее заметался, как будто она силилась не смотреть на меня ни в коем разе. — Привет, Каверин! Как твои дела?
— Только что стали просто ох…фигительно хороши, — усмехнулся я. Серьезно, мелкая? Ты думаешь, я позволю тебе съехать на светское общение ни о чем, когда все горит огнем внутри. И не у меня одного, вижу это яснее ясного. Твой румянец, тот самый, на который меня еще тогда в моей тачке так повело, выдает тебя с потрохами. Жаркие угли под слоем снега. И трепет резных тонких ноздрей палит тебя.
— Ну… я рада. Ты хоть в больницу хо… — Входная дверь закрылась за ее спиной, отрезая от света и посторонних, и я стоять на месте больше не смог. Рванул вперед, с лету запуская обе пятерни в ее волосы. Запрокинул ее лицо навстречу своему, вдохнул, как будто первый раз за эти сутки, и поймал ее губы своими, проглотив шокированный выдох, что уже через секунду превратился в стон облегчения, сливаясь с таким же моим. Потому что ощущалось все именно так — блаженство от молниеносного исчезновения без конца грызущей боли. Нежности в поцелуе не вышло, она только внутри разливалась, распирала, вот-вот порвусь, но первой была лютая жажда, что крушила мои мозги сразу в пыль. Я пил мою девочку, а не целовал, жадно давился ее вкусом и тискал, нахапываясь ощущением ее тела в моих трясущихся от жадности лапах. Втирал Лиску в себя, заделывая ту самую дыру во всю душу, что выросла всего за одну ночь без нее.
— Совесть есть, Каверин? — раздался грозный окрик Камнева где-то за пределами нашей вселенной, и Лиска дернулась, разрывая наш соленый из-за треснувших обветренных губ поцелуй.
— Твоя комната, — прошептал, не найдя сил обернуться к нему. Ведь для этого я должен перестать смотреть на мою мелкую. Так что не существовало пока никакого Ярослава Камнева в моей сиюминутной системе координат. Чего не скажешь о в миг вспыхнувшей от смущения мелкой.
— Яр, привет! — хрипло приветствовала она хозяина дома, выглянув из-за моего плеча. — Я… спасибо за все!
— Твоя комната, Лись, — повторил я. — Сейчас же.
— Не за что, — откликнулся Гризли. — И идите уже.
Покраснев еще сильнее, Лиска схватила меня за руку и потащила к лестнице тем не менее решительно.
— Роксана сказала, ты поговорить хотел, — едва войдя в комнату, она отпустила меня и отступила. Как бы не так!
Я отвлекся только на то, чтобы подпереть дверь стулом, ведь непрактичные хозяева замком или щеколдой не озадачились.
— Точнее уж — повторить все уже сказанное, Лись, — пошел я на нее, нахально тесня к кровати. — И напомнить, почему все твои доводы против нас вместе — полное говно.
— Стой, где стоишь! — выставила она свою дрожащую руку, останавливая меня в полушаге от себя. Я пожал плечами и плюхнулся на колени, таким образом сократив еще расстояние. И чуть не заурчал довольно, скользнув по ее обнаженным ногам ладонями. Опять в шортах коротеньких, кайф! Но носить такое в люди без меня рядом нужно запретить на хрен! Сука, всегда считал вот эту вот херню в мужиках признаком недостатка мозгов и уверенности в себе. Разве когда ты точно знаешь, что хорош, то морочишься о таком? Наоборот, тащишься, что девку рядом с тобой все глазами жрут, а поимеешь ты. Но, выходит, все не так однозначно. Когда это только твое, то хочется спрятать, а не хвастаться, чтобы кто-то мог бельмами елозить. Чтобы только тебе и для тебя.
— Стою вот прям весь, Лись, — пробормотал, добираясь до ее ягодиц. Стиснул их, толкая ближе к себе и утыкаясь лицом в ее живот. — Аж гудит все, как стою.
— Ну и в каком месте это “поговорить” называется? — фыркнула она нервно, хотя, скорее уж, выдохнула судорожно, когда я присосался к полоске голой кожи между шортами и футболкой, тиская нещадно плененную мною ее задницу. Бля, ну кончить можно как хорошо-то! Но отпустить придется.
— Что-то не так? — глянул я на нее снизу вверх, расстегивая пуговицу и молнию. Аромат ее возбуждения ударил мне в бошку не слабее кулака достойного противника, а уж от вида влажного пятна на белом трикотаже трусиков окончательно вставило. Приложился к нему губами и потянул носом, добивая себя. — Ли-и-ис-с-сь! Хочешь? М? Хочешь ведь! Меня хочешь.
— Ну и гад же ты, Каверин! — прошипела зло она, резко наклонившись, и начала дергать футболку с меня. — Сними!
Угу, только с тебя первой. Я стянул по ее ногам вниз шорты вместе с бельем и боднул, роняя Лиску на кровать позади нее. Чертовы тряпки застряли на ее ботинках, не давая развести ее бедра, но мне ее попробовать надо было так, что просто финиш. Прижался ртом к ее лобку, нырнул языком между мокрыми складочками, нащупывая кончиком волшебную кнопку, и моя девочка с громким стоном взвилась над постелью, выгибаясь в спине.
— Тш-ш-ш! Спалят нас так, Лись! — пробормотал, победив-таки один из ее чертовых говнодавов и избавив и от него, и от пут одежды.
Раскрыл ее для себя, отстранился, нажираясь визуально видом этой розовой мокрой плоти, тащась от этого промедления, предвкушения насыщения. Сука, я хочу жить в ней! В ее голове, в ее душе и да, вот здесь, в этом мокром, обжигающем пряно-соленом и дико сладком местечке тоже, какой бы дикой пошлостью это ни звучало.
— Ну, Каверин, же! — требовательно рыкнула мелкая, взбрыкнув бедрами и глянув на меня голодно и пьяно одновременно. Щеки пылают, глаза одурманенные, губа закушена. Моя дерзкая, все еще почти невинная Лисица, что получала удовольствие только от меня, и так я все желаю и оставить. Надо, чтобы и она этого же желала так же сильно.
Я лизнул ее с оттягом, проникая в нее кратко, но глубоко языком и тут же лишая этого, и щелкнул кончиком по напряженной сверкающей жемчужине клитора. Запустил волну дрожи по ее телу, выбив новый стон, и тут же оборвал это.
