Я вздрогнула и обернулась. Это же не просто так сказано, да? Прямое указание на то, что ей известна цена дома, но не в том суть. Главный намек на то, что ей известно много чего еще. Нутром чую, что именно так.
— Чаю хотите? — спросила, предложив ей жестом сесть на лавку.
— Нет, я бы предпочла перейти сразу к делу, Лиза, — она грациозно опустилась на лавку и мило улыбнулась. — Или же мне лучше называть вас Лидией?
— Вам лучше сразу начать пугать меня впрямую, — вся моя первоначальная нервозность прошла, сменяясь обычной злостью. — Приступайте!
— Ну зачем же сразу так, девушка. Не знаю, что вам рассказывал о своей семье Антон, но мы с его отцом не какие-то криминальные элементы, чтобы заниматься запугиванием. Я не для того пришла.
— А для чего? Денег предложите?
— Если вы этого пожелаете, то да. Но для начала я бы хотела вас попросить понять меня. Вы так молоды, и до того времени, когда у вас появятся свои дети, еще очень далеко. Но все же попробуйте услышать меня. Антон — наш единственный сын. И устройство его будущего — наша главная в жизни задача, как и у любых нормальных родителей. И как бы это банально и оскорбительно ни звучало для вас, но вы ему не пара, — она сделала паузу, похоже ожидая моих возражений, но я просто молчала и смотрела. То, что я Каверину не ровня, я и без нее знаю, а вот как раз на чужое об этом мнение мне срать. — Даже если сейчас кажется, что это не так и различия и трудности вполне преодолимы. Нет, Лиза, это временная иллюзия. Антон не тот мальчик, что станет действительно трудиться в поте лица год за годом. Он быстро наиграется в самостоятельность и существование на копейки. А учитывая, что мы никогда не примем вас, то рано или поздно ему придется выбрать между вами и его обычной достойной жизнью. И все сведется к тому же, что и сейчас: перед вами буду сидеть я или же его отец, решая, какую сумму отступных вы сочтете для себя достаточной. Поверьте, я прекрасно знаю своего сына, он с легкостью переложит эти неприятные формальности на наши плечи, а сам к тому времени весь будет в очередном романтическом приключении.
С каждым ее новым словом я начинала потихоньку закипать. Не из-за себя. Да, их право, как родителей, переживать о судьбе своего ребенка, признаю. Да, я в качестве невесты для такого, как Каверин, — натуральная засада и худший из вариантов, согласна. Да, я осознаю, что для Антона самостоятельная жизнь без родительского капитала может оказаться настолько в тягость, что он не потянет. Смысл спорить. Может! Но не обязательно!
И я отказываюсь считать его безответственным МАЛЬЧИКОМ, который запросто сдуется и ломанется без оглядки утешаться, наплевав на меня. Не согласна!
Не факт, что у нас что-то выйдет. Но и не факт, что не получится. Никто знать наперед не может. И опять же, это исключительно наше с мажором дело. И кого другого я бы уже послала в пешее эротическое.
— Если бы вы были действительно уверены, что именно так все и будет, то зачем этот визит, Анна Кирилловна? Просто дождитесь, когда все само собой произойдет.
— Я бы так и сделала, но Антону, в отличие от вас, уже не восемнадцать, — на лице ни один мускул не дрогнул от моего возражения.
— Или дело в том, что невеста из состоятельного семейства не захочет долго ждать, — усмехнулась я.
— Лиза, эти аспекты уже совершенно не ваше дело. — А вот тут ее маска величавой невозмутимости дала трещинку. — Единственное, что вас касается: я знаю своего ребенка и знаю, что будет именно так, как мы с его отцом запланировали.
— А я думаю, что вы Антона совершенно не знаете, если все еще зовете его мальчиком и ребенком. Он мужчина, что спас меня. Вытащил из лап бандитов. Нес на себе, когда не было сил. Готов был прикрывать собой, случись что снова. И он не отвернулся от меня, узнав ужасные вещи. — Короткое движение головы и острый взгляд с недобрым прищуром окончательно смели образ непрошибаемой аристократки. — Он видел, что у меня за дерьмовый характер, но не отказался. Он даже сейчас не рядом потому, что бережет. Я знаю. И я… люблю его. И не полной ли я буду дурой, если сама откажусь от него. Ради чего? Ради энной суммы? Ради того, чтобы вы могли принудить его соответствовать вашим ожиданиям и выполнить ваши пожелания?
— Ради его же блага, если ты его действительно любишь! — хлопнула женщина по столу ладонью, вскакивая. — Любить, девочка, — это не быть эгоистичной дрянью и не отравлять жизнь дорогому тебе человеку!
— Здорово сказано, Анна Кирилловна, только почему бы вам в первую очередь не применить это к себе? — я не насмешничала, просто говорила что думала.
— Ну что ты можешь ему дать, кроме сиюминутного удовольствия? Какое будущее? Быть безвестным никем, вместо того чтобы занять по праву принадлежащее ему место среди людей своего круга? — вскочила женщина, нависнув надо мной. — Что ждет его с тобой? Вечный страх, что твое уголовное прошлое вылезет наружу и превратит его существование в ад? На тебе и твоей мамаше-сиделице столько человеческих страданий и проклятий, и ты все это хочешь повесить на моего сына? Какая ты ему пара, жена, мать детей? Любишь, говоришь? Откуда тебе знать, как это! Думаешь, я не понимаю, о чем ты мечтаешь? Мы с его отцом не вечные, и в итоге тебе все и достанется? Не будет этого, так и знай! Мы лучше все на благотворительность пустим, но тебе, дрянь хищная, ничего не перепадет!
— Не смейте оскорблять Лизу в нашем же доме и потрудитесь немедленно покинуть его! — сиплый от простуды голос Лены раздался за моей спиной, опережая мой собственный ответ.
Обернувшись, я увидела ее: бледную, все лицо в испарине, ворот теплого халата комкает на горле и, кажется, едва стоит на ногах. Я чисто на автомате шагнула к ней и подперла собой. Ну чего вскочила-то! Будто я сама не разберусь.
— Да вы хоть в курсе, кого приютили в этом своем доме? На этой девке жизней человеческих угробленных сколько! Мать срок мотает, и ей туда же дорога! — то есть мать посадили… Ну…и ладно. Ничего не шевелится вроде. Так даже лучше. Никому больше не навредит. — На сына моего она рот раскрыла свой! Дешевка безродная, опозорить нас и обобрать размечталась! Не выйдет!
— Как вы смеете! Лиза — замечательная девушка, которую полюбил ваш сын, и вам нужно радоваться и гордиться, а не беситься и оскорблять. Она через такое в жизни прошла, но душу свою сохранила, к этому Антон и потянулся.
— Да кому не наплевать на эту душу! Вот как ваш сын свяжется с хищницей и швалью такой, тогда будете умничать! — лицо госпожи Кавериной некрасиво исказилось, глаза прям полыхали ненавистью.
— Лиза не такая! Не. Такая! Не сметь так о ней говорить! — голос Лены зазвенел металлом, заставив меня охренеть, а потом совсем сорвался, и она закашлялась, продолжая однако гнуть свое: — Вашему сыну не наплевать на ее душу, потому что он тоже хороший и не такой, каким вы привыкли его считать. А вы этого так опрометчиво не цените и пытаетесь растоптать! Одумайтесь, пока не поздно!
— Мне одуматься? Это вы глаза раскройте! Мамашина натура все равно в ней вылезет, и тогда поплачете еще! Мало я, думаете, этих всяких бедных сироток, выродков уголовниц повидала по детдомам? Сами тебе в глаза жалостливо смотрят, а ручонками так и шарят украсть чего. Паразиты и попрошайки сплошные, мечтающие хорошо пристрои…
