«Как погиб ты, населенный мореходцами, город знаменитый, который был силен на море, и жители его, наводившие страх на всех обитателей его!(…) Ибо так говорит Господь Бог: Я сделаю Тебя городом опустелым, подобным городам необитаемым, когда подниму на тебя пучину, и покроют тебя большие воды… Ужасом сделаю тебя, и не будет тебя, и будут искать тебя, но уже не найдут во века(…) Когда приходили с морей товары твои, ты насыщал многие народы; множеством богатства твоего и торговлею твоею обогащал царей земли. А когда ты разбит морями в пучине вод, товары твои и все толпившееся в тебе упало (…). И не будет тебя вовеки». При всем желании нельзя не заметить явного сходства не только с тем, что писал (или, вернее, пересказывал) в своих диалогах Платон о гибели Атлантиды, но и с гораздо более поздними сказаниями о гибели «прегордой» Винеты…
Подобно Тиру — крупнейшему и богатейшему городу древних финикийцев (чьей колонией якобы была Винета), попал под огненные жернова (или колеса, как кому больше нравится) истории, чтобы быть беспощадно размолотым ими, и якобы «знаменитейший и величайший из всех городов Европы». Возможно, он был неизлечимо болен уже в пору, когда Адам Бременский восхвалял его на все лады, приписывая ему разные чудеса. Юмна встретится нам еще раз только в «Славянских хрониках» Гельмольда из Босау (около 1120 — после 1177 года). Зато мы узнаем о Юлине — крупном, многолюдном, но не идущем ни в какое сравнение с блестящей Юмной раннесредневековом городе на побережье Одер-Гаффа. Несомненно, это — сегодняшний Волин, упоминаемый в письменных источниках, начиная с 1140 года, под названием «Вулин», «Вилин» или «Виллин». В отличие от Юмны, Юлин — не славянское название, а, скорее всего — измышление христианских летописцев, учитывающих как первоначальное название поселения и его прежнее значение, так и его языческое прошлое: основание города было приписано римскому полководцу Юлию Цезарю (аналогичная легенда была связана и с происхождением города Вольгаста).
До сих пор еще не существует полной ясности по вопросу политического положения тогдашних юлинцев. Несомненно, им приходилось прежде противостоять захватническим поползновениям, исходящим как со стороны датских охотников за «зипунами» и польского феодального государства, так и со стороны властителей западных славян. Так, им постоянно угрожал поморский князь (именуемый немцами «герцогом Померании»), особенно с момента переноса им своей резиденции из Колобжега (то есть буквально «Прибрежного» — немецкого Кольберга) в Камень-Каммин на грани XI–XII веков. Вследствие померанской экспансии Юлин лишился большей части своего экономического пространства на материке и, в результате, видимо, очень скоро проиграл конкурентную борьбу с другими торгово-ремесленными центрами — такими, как Щецин-Щетин-Штеттин, Узедом и Вольгаст. Вдобавок ко всем бедам Юлина, польский князь Болеслав III Кривоустый, или, по-немецки — Шифмунд (1102–1138), завладел устьем Одера, подчинил своей власти поморского князя Вартислава I и вынудил того принять христианство со всеми своими подданными. В ходе этого конфликта между соседними государями юлинцам, судя по всему, удалось сохранить определенную, хотя и сильно ограниченную автономию. Ибо, как мы скоро убедимся вместе с уважаемым читателем, Крест приблизился к ним незаметно, как бы исподволь.
Как сообщал Гельмольд из Босау в своей хронике через полвека после описанных выше событий, «среди всех северных народов одни лишь славяне были упорнее других и позже других обратились к вере (во Христа — В. А.). А (…) славянских народов много, и те из них, которые называются винулами, или винитами, в большей [своей] части относятся к Гамбургской епархии. Ибо Гамбургская церковь, помимо того, что она, будучи столицей митрополита, охватывает все народы или государства севера, имеет также определенные границы своей епархии. В нее входит самая отдаленная часть Саксонии, которая расположена по ту сторону Эльбы, называется Нордальбингией
[53] (буквально: „областью Северной Эльбы“ — В. А.) и населена тремя народами — дитмаршами, гользатами, штурмарами. Оттуда граница тянется до земли винитов (венетов — В. А.), тех именно, которые называются ваграми, бодричами, хижанами, черезпенянами (то есть живущими за Пеной — В. А.), и [дальше] до самой реки Пены и города Димина. Здесь лежит граница Гамбургской епархии. Поэтому не следует удивляться, что достойнейшие пастыри и проповедники евангелия, Анскарий (так Гельмольд именует Ансгария — В. А.), Реймберт (Римберт — В. А.) и, шестой по порядку, Унни, усердие которых в обращении народов стяжало им такую великую славу, столько труда вложили в попечение об обращении славян, но ни они сами, ни их помощники никаких плодов, как мы читаем, у них не достигли. Причиной этого было, как я считаю, непреодолимое упорство этого (славянского — В. А.) народа, а не равнодушие проповедников, которые до такой степени были преданы делу обращения народов, что не жалели ни сил, ни жизни». Кто бы сомневался! И, тем не менее, призвание епископа Оттона Бамбергского, в качестве миссионера, в устье Одры польским князем Болеславом III было, вероятно, продиктовано не только заботой «рьяного сердцем к делу церкви» (используя выражение графа Алексея Константиновича Толстого из былины «Боривой») кривоустого польского князя о спасении душ славянских язычников. Скорее всего, Болеслав стремился перехватить в этом, как понятно всякому христианину, добром и благочестивом деле инициативу у германских епископств, также претендовавших на просвещение этих косневших в язычестве земель светом Христовой веры. Обеспокоенный этим, князь Болеслав III Кривоустый еще тремя годами ранее направил в Юлин проповедовать христианство некоего испанского монаха, не преуспевшего, впрочем, в порученном ему благом деле. Теперь же исправить положение Болеслав III поручил епископу Оттону. Для критической оценки характера и итогов миссионерской деятельности Оттона Бамбергского в Померании-Поморье необходимо учитывать политическую подоплеку порученной ему Болеславом миссии, а также определенную нетерпимость и вполне понятное желание славы (если не сказать — тщеславие), свойственное новостным сводкам с фронтов религиозных войн эпохи Средневековья. Так, один летописец утверждал в своей хронике, что громадные змеи и издающие пронзительные крики дикие животные — в действительности, надо полагать, обыкновенные гадюки и журавли — пытались заступить путь неустрашимому посланцу Божьему, препятствуя его благочестивой миссии. Наверняка и сообщения о местном славянском населении и восприятии последним проповеди епископа Оттона были не свободны от аналогичных искажений.
Римский император Юлий Цезарь, легендарный основатель Юлина-Волина
Проповедническая миссия Оттона Бамбергского в Юлине едва не завершилась его мученической смертью, хотя епископ сумел своевременно укрыться в княжеском замке. Ибо «всякий раз, когда он обращался к народу с проповедью, можно было видеть варваров (язычников-славян — В. А.) бегущими наперегонки с мечами и дубинками и со всяким случайно подвернувшимися тому или иному из них под руку оружием; одни засыпали ему глаза песком, другие неустанно бросали в него камни; они скрежетали зубами и вопили, стараясь перекричать, так что, казалось, все сговорились любыми возможными способами убить этого единственного человека (епископа — В. А.)» (Житие епископа Оттона Бамбергского, написанное прюфенингенским монахом. В: Историографы немецкой древности 96. Лейпциг 1928)
[54].
