Война, торговля и морской разбой
До сих пор не имеется совершенно убедительных объяснений того, каким образом на южном побережье Балтики еще в условиях родоплеменного строя могли возникнуть ранние городские поселения. Можно высказать предположение — конечно, не бесспорное! — что в тех местах, расположенных в весьма благоприятствовавших сельскохозяйственной и животноводческой деятельности, возникли центры экономической, политической и религиозной, или культовой, жизни. Там постоянно производимые излишки сельскохозяйственной продукции, в сочетании с ростом потребностей населения, способствовали выделению и развитию ремесел. Если же эти центры располагались к тому же в легко доступной местности, в местах пересечения традиционных, существовавших со времен глубокой древности, торговых путей (нередко функционировавших с начала Железного века и возникших вследствие естественных предпосылок, сложившихся в силу природных условий, что, вне всякого сомнения, прекрасно понимали и славянские переселенцы), избыточные продукты становились подвижными, стимулируя производство и обмен товаров. В условиях постоянного и непрерывного взаимодействия, данные обстоятельства способствовали консолидации производителей ремесленной продукции и преимущественно пользующейся плодами их труда, в силу своей платежеспособности, племенной аристократии, со своей стороны, предоставлявшей защиту и обеспечивавшей безопасность обслуживавшим ее потребности ремесленникам и купцам. Подобные и различные, не менее сложные, хотя и иного рода, процессы вероятно и привели к возникновению в дельте Одры-Одера ранних городских поселений, которым не хватало только правовой самостоятельности, собственного городского права, чтобы превратиться из протогородов в средневековые города в полном смысле этого слова.
Аналогичные процессы происходили, разумеется, и в других местах. Так, например, «Франкские анналы» упоминают процветавшую еще до 808 года метрополию ободритов Рерик (возможно — Велиград-Мехлин-Микулинбор-Мекленбург
[82] близ Висмара), чьи купцы были захвачены в плен королем данов Гудфредом (Годфредом, Гудфридом, Гётриком, Гудрёдом) и поселеиы им в Хедебю-Хайтабу под Шлезвигом.
Главное отличие ранних городов, расположенных на Балтийском побережье, от расположенных внутри страны, заключалось в том, что они на протяжении долгого времени не искали покровительства верховной, всеобъемлющей централизованной власти с постоянной резиденцией. Хотя данное обстоятельство совсем не исключало их связанности с судьбами отдельных представителей племенной аристократии северо-западных. Так, например, Рерик пребывал под покровительством и защитой князя ободритов Траско, или Дражко — союзника франков, избравшего это поселение, после его разрушения, своей резиденцией и правившего оттуда вплоть до своего убийства пособниками Гётрика-Гудфреда в 809 году. Тем не менее, судьбы таких городов зависели не столько от князей, сколько от составлявших правящий слой, напоминающий патрициат торговых городов классического европейского Средневековья, землевладельцев, купцов и мореходов, правивших ими совместно с народным собранием — вечем. Поэтому их часто называли городами-республиками — привлекательными на первый взгляд, по форме правления, но не соответствующими больше духу времени, возможно, уже на ходящимися на самостоятельном пути к новому общественному строю, само существование которых было вызовом для феодальных держав. Иными словами: в них царила военная демократия, дофеодальная переходная ступень первобытного общества. Отличительными особенностями подобных социумов, предшествовавших, так сказать, «изобретению государства», но стоявших как бы на самом его пороге, были, в частности: «…обратное влияние имущественных различий на организацию управления посредством образования первых зародышей наследственной знати и царской власти; РАБСТВО (здесь и далее в цитате выделено нами — В. А.) сначала одних только ВОЕННОПЛЕННЫХ, но уже открывающее перспективу порабощения собственных соплеменников и даже членов своего рода; начавшееся уже вырождение древней войны племени против племени в систематический разбой на суше и на море в целях захвата скота, рабов и сокровищ, превращение этой войны в РЕГУЛЯРНЫЙ ПРОМЫСЕЛ, одним словом, восхваление и почитание богатства как высшего блага и злоупотребление древними родовыми порядками с целью оправдания насильственного грабежа богатств». (Фридрих Энгельс. «Происхождение семьи, частной собственности и государства»).
Жажда добычи объединяла военных вождей и их дружинников, жрецов и купцов, свободных земледельцев и знатных землевладельцев, создавая иногда своеобразные «химеры» в виде, например, жрецов, являвшихся одновременно и политиками: уже из ранних сообщений мы узнаем о служителях языческих божеств, от истолкования которыми направления движения священного коня зависели начало и направление военных походов. В то же время не ощущалось недостатка как в не гнушающихся заниматься торговлей воинах, так и в купцах, не гнушающихся заниматься разбоем, как на суше, так и на море.
Относя сказанное к легендарной Винете, можно смело утверждать: сохранению этого анахронизма весьма способствовало то обстоятельство, что в районе дельты Одры пересекались важные торговые пути. Вместе с рекой, он принимал поступавший через Моравские ворота из бассейна Дуная товаропоток, неся его дальше в Балтийское море. Здесь можно было с большой выгодой для себя служить посредником между экономически развитым районом Нижнего Рейна и балтскими племенами, а также Древней Русью. Дельта Одры образовывала важный узел в тогдашней сети мировой торговли, обеспечивая мусульманских эмиров Кордовы и Багдада как рабами-«сакалиба» для их лейб-гвардии, так и янтарными ожерельями для лебединых шей красавиц их гаремов (да и самими красавицами).
Возможно, кому-нибудь из уважаемых читателей покажется странным употребление автором настоящей книги выражения «мировая торговля» по отношению к реалиям столь давних времен, допуская, в лучшем случае выражение «трансконтинентальная торговля». Ему, возможно, ведомо, что некий иудей по имени Исаак привез властителю франков Карлу Великому в подарок от «царя персов Аарона» (как писал в «Жизни Карла Великого» его биограф Эйнхард, или Эгинхард), то есть от багдадского халифа Харуна ар-Рашида
[83], белого слона со звучным именем (применить по отношению к слону слово «кличка» как-то язык не поворачивается!) Абуль Аббас. Однако просвещенному читателю не мешало бы вспомнить (а если он не помнит, то нам многогрешным не мешало бы ему напомнить) о куда более удивительном историческом факте. А именно — о том, что князь-креститель Польши — Мешко I в 985 году подарил римско-германскому императору…верблюда (которые, как известно, на территории Польши не водились даже в столь давние времена). Как и о том, что в дельте Одры археологами были обнаружены раковины из Индийского океана, остатки шелковых тканей их Китая или из Японии, сорго (или, как говорили в Средние века в христианской Европе — «мавританское просо») из Северной Африки. Что еще в 844 году сахиб ал-барид ва-л-хабар, то есть начальник почтового ведомства (а заодно, скорей всего — и службы внешней разведки) Арабского халифата, географ и историк со звучным именем Абуль Касим Убайдаллах ибн Абдаллах ибн Хордабдех — основоположник нового направления в арабской географии, описывавший торговые магистрали и проживавшие вдоль них народы, основываясь на современной ему, а не почерпнутой из книжной (преимущественно — античной, восходящей еще к Птолемею
[84]) информации — подробно описал торговый путь, к его времени уже давно и прочно связавший мусульманскую Испанию с Восточной Азией? Правда, при всем при том автору настоящего правдивого повествования представляется необходимым сделать одну — и немаловажную! — оговорку! Хотя торговля уже тогда была мощным стимулом и двигателем прогресса, она была способна успешно выполнять данную функцию лишь там, где для этого была подготовлена почва, как в переносном, так и в самом буквальном смысле этого слова. Многие предположения относительно успеха или неуспеха посланцев и носителей якобы более высоких культур — «культуртрегеров» — не учитывают того обстоятельства, что их взгляды и навыки могли быть переняты представителями якобы менее высоких культур лишь в том случае, если уровень развития последних позволял им это сделать.
